— Партизаны выйдут в район 1-й бригады 35-й стрелковой дивизии. Предупредите комбрига Бурова, что ждете связных из Карабаша и Троицка.

— Из Троицка?

— Да. Там будут и троичане. Однако они останутся, а Булычев вернется в отряд. Из Соймановской долины вы обязаны тотчас уехать в Челябинск.

— Выходит, я буду лишь гостем отряда?

— Не совсем так. Мы дадим вам для него планшет с бумагами большой секретности: инструкции, задачи, сроки. Кроме того, в сумке — деньги. При явной опасности планшет придется уничтожить.

— Как?

— Внутрь заложена граната без запала. В минуту крайней угрозы вы вставите взрыватель, сорвете кольцо предохранительной чеки и кинете, вместе с планшетом, в неприятеля. Наши товарищи поучат вас, как это делать.

Старик вернулся к уже высказанной мысли:

— Из Карабаша в Челябинск — как можно скорее. Времени в обрез. Наша армия в ближайшие дни пойдет вперед. В отряде живите тихо, как тень. В бои не ходите. Вас постараются немедля отправить по назначению.

— Буду жить тихо. Хотя, в этом случае, трудно понять, зачем я изучала партизанскую папку.

— Ее сведения понадобятся вам на обратном пути. И то в крайнем случае.

— В каком?

— Если придется спасаться от контрразведки. У партизан.

Чекист встал, немного походил по комнате, попросил:

— Запомните все, как следует, и не ошибитесь.

— Хорошо, Ян Вилисович, не ошибусь.

Кончался июнь 1919 года, впереди был, как ждали, самый жаркий месяц года, и все в 5-й армии понимали: речь не только и не столько о погоде, сколько о пекле схваток.

В дивизиях и полках знали указание Ленина, посланное членам Реввоенсовета Восточного фронта месяц назад: «Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы». Значит, армии предстояло штурмовать Уральский хребет, взять Златоуст и Челябинск, и тогда уже, выйдя на Сибирскую равнину, добивать Колчака.

Дело осложнялось тем, что весь июнь с фронта убывали на юг, запад и под Питер, где обозначилось ухудшение обстановки, дивизии, кавалерийские и стрелковые бригады.

Левый фланг 5-й армии еще продолжал, оставив Бирск за спиной, пробиваться на северо-восток в надежде смять войска генерала Гайды, когда в штадив-26 неожиданно, не предупредив ни начальника дивизии, ни комиссара, приехали на автомобилях Тухачевский и член РВС-5 Иван Никитович Смирнов.

Командарм и начдив были ровесники, каждому из них исполнилось двадцать шесть лет, оба прошли кровавую школу мировой войны, оба без сожаления расстались с погонами офицеров и перешли на сторону революции.

Увидев командующего, вслед за которым из автомобиля вышел член Реввоенсовета Смирнов, Эйхе и комиссар дивизии Гончаров поспешили навстречу нечаянному начальству.

Две бригады соединения уже более недели стояли на западных берегах Уфы, в районе Бирского тракта. Полки отдохнули и ждали с нетерпением, чем кончатся бои на стыке 5-й и 2-й армий. Даже частичная победа там позволила бы Эйхе немедля двинуться на восток. Начдив не раз сообщал штарму, что «войска охотно стремятся переменить крыши», то есть рвутся в бой. Несложно было предположить, что внезапный визит связан с наступлением, но ведь приказ об этом можно было передать по связи. Или здесь что-то иное?

Командарм был задумчив больше обычного. На его красивом лице, в глубине огромных серо-голубых глаз лежала тень усталости и сильного душевного напряжения.

— Здравствуйте, товарищ Эйхе… Здравствуйте, товарищ Гончаров… — сказал Тухачевский, пожимая краскомам руки и проходя вслед за ними в штабной дом.

Отказавшись от обеда, предложенного комиссаром, командарм расстелил на столе карту, вынутую из планшета, и попросил вызвать начальника штаба Белицкого. Когда тот пришел, Михаил Николаевич очертил участок карты в центре, сказал:

— Наше предстоящее наступление не секрет ни для красных, ни для белых. Потому окиньте мысленным взором гигантскую панораму Урала, и пусть возникнут в своей физической ощутимости горы, и реки, и тайга, и тропы ее зверей.

Исполнив совет, вы увидите впереди исполинское ожерелье, в коем бусы заменены сопками, «шишками» и «буграми». Две нитки ожерелья могуче легли на грудь края, обняв с юга и юго-востока плоскую Уфимскую возвышенность.

На севере дыбится кряж Каратау, а параллельно ему и чуть ниже глухо звенят цепи Воробьиных гор. Еще южнее горбятся Аджигардак, Симские и Березовые «бугры».