Шрифт:
Я тоже, сколько себя помню, страдаю собственным «бзиком». Чуть ли не с детства я помню все лестницы, по которым ступал в школах, в университете, на «Ленфильме», в разных домах в Москве и Петербурге, даже в парижском метро, где так много лестниц.
Наметанным глазом я сразу определяю «структуру» возникшей передо мной лестницы и ступаю на нее только тогда, когда уверен, что завершу восхождение или спуск по ней своей правой ногой.
Разве это не «бзик»? Что скажет психоаналитик? И не объясняет ли это многое, слишком многое в моей путанной, разветвленной творческой биографии?
Итак, Рессер, увидев однажды мои карикатуры (я и на телевидении выпускал стенгазеты), предложил оформить детский телеспектакль про обезьянку под названием «Приключения Жакони». Кукол мастерила художница Валя Малахиева, я строил декорации.
Так судьба совершила очередной кульбит. Позже я работал сценографом уже с такими ленинградскими режиссерами, как Георгий Товстоногов, Игорь Владимиров, Рубен Агамирзян, Павел Вайсбрем, Давид Карасик, Александр Белинский, Лев Цуцульковский, Вадим Голиков...
Советское телевидение постепенно выходило из своего младенческого возраста.
В 1957 году в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов, куда были стянуты молодежные редакции со всей страны. Поехали и мы освещать по телевидению ход этого суетливого, многолюдного события. Фестиваль стал поворотным событием в судьбе советского телевидения. Оно стало профессиональным, вооруженным новой техникой.
Телецентр на Шаболовке был штабом, который возглавлял замечательный человек Владимир Спиридонович Осьминин. Там — в монтажных, в передвижках, на выездах — я обрел московских друзей: Орлика Григоряна, Рудика Борецкого, Стеллу Жданову, Митю Федоровского, Вадима Грошева...
Вернувшись в Ленинград, я первым делом в своей молодежной редакции начал эксперименты с 16-миллиметровой пленкой, о каковой здесь даже и не слышали. Чешская камера «Адмира», старая американская узкопленочная камера «Эроу», проявочный барабан, сушка на бельевых веревках, монтажные склейки на руках —таково было мое первое прикосновение к кинотехнике.
Наша редакция была молодежная и одновременно спортивная. Репортерами работали: Илья Авербах — врач, увлекающийся боксом, впоследствии известный кинорежиссер и мой товарищ по режиссерским курсам, Саша Шлепянов — филолог, который спустя годы станет известным британским антикваром. Чуть позже появился Валерий Рябинский — выпускник института имени Лесгафта, в дальнейшем начальник главка и заместитель председателя Государственного комитета по кинематографии (Госкино).
Наш тележурнал «Молодой ленинградец» был в то время очень популярен. В нем мелькали новые имена — Рудольф Нуреев, Наталья Макарова, Сергей Юрский, Алла Осипенко, Джон Марковский...
В вестибюле Дома радио висело объявление: «ВСЕ НА СУББОТНИК! СБОР ВОЗЛЕ ТЕЛЕВИЗИОННОЙ ВЫШКИ НА УЛИЦЕ ЧАПЫГИНА. ЛОПАТОЙ ИЛИ ЛОМОМ КАЖДОГО ОБЕСПЕЧИМ».
У меня хранится фотография, где я, обеспеченный лопатой, в майке и широченных штанах, стою на пустыре, который мы расчищали для стройки будущего Ленинградского телецентра рядом с улицей Чапыгина.
И вот, пока телецентр строился, я вновь приобщился к таинствам кино — с камерой «Адмира» в руках сопровождал молодежные делегации Ленинграда сначала в Чехословакию, чуть позже в Англию, а в 1963 году — в Италию.
Узкоплёночные фильмы, которые я снял, проявил и смонтировал, были показаны в эфире, а потом исчезли, как и не было их.
ПРАВЬ, БРИТАНИЯ!
Варшава лежит в руинах.
– Берлинской стены ещё нет.
– Всё это мы видели в кино.
– Кое-что об отварном поросячьем окороке с горчицей, гороховым пюре, квашеной капустой и квартой пива.
– «Битлы» поют в спортзале.
– На могиле у Диккенса.
– Первое знакомство с Лондоном. Я ещё не знаю о том, чем станет для меня этот город.
Во времена Хрущёва поездки комсомольских делегаций по международному обмену были распространённым явлением.
Осенью 1959 года из Ленинграда в Москву и далее — в Англию выехали двенадцать комсомольских активистов и двое журналистов, которые должны были освещать эту поездку. Лида Алешина от радио и я с камерой от телевидения.
Выехали в начале октября.
В столице нас ожидал поезд до Варшавы. Уже выпал первый снег. На нашу родину надвигалась холодная зима.
А Польша встретила нас «золотом» — там была ещё осень... И чем дальше мы продвигались на запад, тем становилось теплее и зеленее, будто на машине времени мы возвращались в лето.
В Польше наш поезд набился пёстрым народом. Кого там только не было! Солдаты с оружием, цыгане с грудными детьми, работяги-железнодорожники, крестьяне с корзинами и мешками. Во всём ощущалась всё ещё неизжитая послевоенная нужда.
В Варшаве центральная часть города только восстанавливалась, но уже стоял новёхонький Дворец культуры и науки, своей архитектурой очень схожий с Московским университетом. А рядом старый город лежал в руинах...
Ночевали в поезде, утром оказались в Берлине.