– Я узнаю. Завтра утречком наведаюсь в «Кьюнард» и...

– Вот и ладненько, – одобрил предложение Ахаян. – Заодно и забронируешь местечко путешественнику. С выкупом на месте, в Саутгемптоне. – Он предостерегающе поднял вверх указательный палец правой руки. – И без всяких переводов, только за наличные.

– Понятное дело, – успокоил его Бутко, – только, Василий Иванович...

– Что – только?

– А вдруг не окажется никого на рейсе. Из соотечественников. Подходящих. Или вообще.

– Ну... не окажется естественным путем, попробуем что-нибудь придумать искусственным. – Василий Иванович почувствовал повисающий в воздухе вопрос и опередил его. – Впрочем, это уже не ваша забота. Что касается молодого человека... – последовал кивок в сторону Олега, – то в «Квинс Грилле» господину третьему секретарю пока не по чину ездить. Возьмешь ему одиночную каюту, в классе «Мавритания». Свободные вроде пока есть. – Он снова поймал на себе немного удивленные, немного настороженные взгляды своих спутников, но не стал долго наслаждаться эффектом, который произвела продемонстрированная им осведомленность, а продолжил, кивнув в сторону Иванова: – Теперь о самом путешественнике. В Лондоне он должен быть в субботу утром. Чтобы сэкономить время, пусть летит на самолете. Как залегендируете его отсутствие? Для «чистых» посольских и для «наших»?

– Для посольских может сойти отпуск, – пожал плечами Минаев, переглянувшись с Бутко. – Какой-нибудь срочный. По семейным обстоятельствам. Для «наших» – вызов в Центр.

– Хорошо, – после секундного размышления согласился Ахаян. – Вызов будет. Завтра получите шифротелеграмму. Имейте в виду, что из Нью-Йорка он полетит через Москву, – сказал Василий Иванович, снова кивнув в сторону молодого оперработника и, еще немного помолчав, добавил, посмотрев сначала на Минаева, потом на Бутко: – Кстати. Все, конечно, будет зависеть от того, насколько успешно наш Джеймс Бонд справится с возложенной на него миссией и какие сведения ему удастся добыть, но сами вы тоже должны быть готовы... на денек, я думаю, два, больше не понадобится... подскочить в Центр. Может возникнуть необходимость в проведении экстренного совещания. Посему, подумайте, кого здесь можете оставить за себя. Срок, конечно, мизерный. Но так, на всякий случай, для порядка.

– Ясно, – ответил Минаев за себя и за своего заместителя.

– Ну а коли ясно, тогда все. На сегодня, я думаю, достаточно. – Василий Иванович слегка развел в стороны свои худощавые руки с тонкими длинными пальцами. – До послезавтра, мои юные друзья, и... как говаривал Порфирий Петрович... добрых мыслей, благих начинаний. – Обведя на прощанье медленным взглядом своих «юных друзей», он остановил его на Иванове и, как бы между прочим, спросил: – Олег Вадимыч, ты особо не спешишь никуда?

– Да нет, – немного настороженно ответил Олег Вадимович. – А что?

– Может, проводишь тогда старика. До обители его ночных грез. Свежего воздуха немного глотнем, после нонешних разъездов. Здесь недалеко.

– Конечно, – Олег бросил быстрый взгляд сначала на Минаева, потом на Бутко, как бы желая заручиться их одобрением. – С удовольствием.

– Ну, тогда... ан рут! [48] – с улыбкой произнес Ахаян и потянул на себя защелку автомобильной дверцы.

Через несколько минут, в уже основательно сгустившихся сумерках, вдоль набережной Анатоля Франса, по направлению к Королевскому мосту, не спеша, легким прогулочным шагом, двигалась пара мужчин, чем-то издали удивительно похожих друг на друга и своей осанкой, и манерами (оба держали руки в карманах, один своего пальто, другой – плаща), и даже комплекцией. Единственно, мужчина более пожилого возраста и в пальто был посуше и чуть-чуть – сантиметров на пять, не больше, – выше ростом своего одетого в плащ молодого спутника. Они спокойно, негромко и внешне очень сдержанно вели непринужденную беседу, ничем не привлекая внимания других прохожих, изредка попадающихся им на пути или спешащих мимо в том же направлении.

Беседа началась с вопросов общего характера, а конкретно с того, что Василий Иванович попросил Олега вкратце, как он выразился, «дать свой бэкграунд» [49] , после чего им, по ходу разговора, попутно стали выясняться и уточняться всякие разные сопутствующие, а иной раз и вовсе отвлеченные детали, моменты и нюансы. Так, за беседой, они довольно быстро миновали Королевский мост, за которым набережная Франса плавно перетекла в набережную Вольтера, и, не меняя темпа, продолжили свое движение вперед, вдоль левого берега потихоньку засыпающей Сены.

– Так ты у нас, значит, филологический закончил, – то ли спрашивая своего собеседника, то ли констатируя уже известную ему истину, продолжил свой расспрос Ахаян.

– Филологический, – коротко подтвердил Иванов, которого эта беседа с начальством, пусть даже и неформальная по своему статусу и, в общем-то, весьма непринужденная по форме, тем не менее, держала во внешне незаметном, но все же немного напряженном и настороженном состоянии.

– Французский второй?

– Второй. Первый английский.

– По кому специализировался? По Шекспиру, по Диккенсу? Или, может быть, по какому-нибудь лорду Теннисону?

– Диплом писал по Оскару Уайльду.

– Достойный объект для изучения. Тоже ведь, можно сказать, наш человек.

– В каком смысле, наш? Разведчик? Как Моэм и Грин?

– В таком, что знаток. Душ человеческих. Парадоксалист, конечно. Утрирует подчас, причем намеренно, из пижонства. В гротеск уходит. Но задуматься заставляет всегда. Например, такая вот посылка, – Василий Иванович, задумавшись, чуть приостановился и, спустя секунду, слегка назидательным тоном, подняв, по своей привычке, вверх указательный палец правой руки, произнес извлеченную из недр своей памяти мысль: – «Женщину никогда нельзя обезоружить комплиментом. Мужчину можно всегда». А, как?