Победоносная дипломатия

Самой неотложной задачей было отрегулировать прогрессирующий развал коммунистического мира таким образом, чтобы он не мог привести к мощному международному взрыву, которого пока удавалось избежать. В совместно написанных мемуарах «Мир стал иным» Буш и Скоукрофт откровенно признают, что они не хотели повторения беспорядков в Восточной Европе, которые имели место в 1953, 1956 и 1968 годах, когда начинавшаяся либерализация вызывала ответную реакцию советской стороны. Теперь же целью была трансформация, а не просто стабилизация.

В этой связи команда Буша была озабочена тем, чтобы беспрецедентный призыв Горбачева к новым формам глобального сотрудничества не посеял семена разногласий в Атлантическом сообществе. Они опасались, что Горбачев может даже соблазнить Францию, руководимую Франсуа Миттераном, и Великобританию, руководимую Маргарет Тэтчер, испытывавших опасения перед воссоединенной Германией, и втянуть их в сделку, которая укрепила бы разваливавшуюся советскую структуру. Команда Буша понимала, что европейская и американская пресса была крайне отрицательно настроена в связи с явным отсутствием какой-либо инициативы со стороны США в отношении привлекательных предложений Горбачева и усиливавшегося советского кризиса.

Волнения в коммунистическом мире не ограничивались только советской сферой. Китай также, казалось, находился на грани взрыва. В то время как летом 1989 года навязанный Советами режим терпел поражение в Польше, социальное недовольство вышло на поверхность и в Китае. С размыванием четких границ между политическим контролем и социально-экономической либерализацией беспрецедентная волна студенческих выступлений за демократию выглядела в тот момент так, как будто и китайский коммунистический режим мог взорваться.

События в конце мая и начале июня 1989 года, кульминацией которых стала кровавая расправа над студентами на площади Тяньаньмэнь в Пекине, давала важный ключ к стратегии, проводимой администрацией Буша в отношении общего кризиса коммунизма. Возведение статуи, названной «Богиня Демократии», поразительно напоминавшей Статую Свободы, в самом сердце столицы коммунистического государства было событием символического значения. Является ли усиливающаяся болезнь советской системы такой же разрушительной, как и демократическая революция против укрепившегося режима в Китае? Должны ли Соединенные Штаты связывать себя с этим, делая рискованную ставку на стратегически выгодное китайско-американское сотрудничество, начатое администрацией Никсона и получившее значительное развитие при Картере? И что будет, если взрыв приведет к гражданской войне в Китае?

Прежде чем на эти вопросы могли быть даны ответы, восстание студентов было 4 июня безжалостно подавлено танками и смертельным огнем — как раз в тот день, когда коммунисты лишились власти в Польше. Подавление в Китае было грубым, решительным и эффективным. (Примерно за год до этого я обедал в Пекине с Ху Яобаном, бывшим тогда генеральным секретарем Коммунистической партии Китая, и был поражен либеральными реформами, за которые он открыто высказывался на считавшейся закрытой встрече. Излагавшиеся им взгляды покалывали, что по крайней мере часть высшего руководства выступает за далеко идущие изменения в политической системе. Вскоре после нашей встречи Ху был отстранен от власти и умер еще до происшедших студенческих выступлений. Но в высшем китайском руководстве явно были разногласия и во время тяньаньмэньского кризиса.)

Казавшееся окончательным подавление выступлений облегчило выбор Буша, и ответные меры США отражали традиционный подход его администрации. Он был осторожным, дипломатическая реакция была закрытой, были соответствующие заверения, подтверждение преемственности и в то же время уклонение от какого-либо ассоциирования с требованиями демонстрантов. Справедливости ради стоит сказать, что беспорядки в Китае, совпавшие с растущей неопределенностью в советском блоке, ставили Буша перед дилеммой. Он не хотел подвергать риску стратегические отношения, получившие развитие между США и Китаем после решительных действий президента Картера в сторону нормализации отношений в конце 1970-х годов, но он знал, что симпатии американского народа и Конгресса были на стороне студентов.

Соответственно, он избрал сравнительно мягкое выражение осуждения, за которым последовала секретная миссия в Пекин Скоукрофта, заверившего китайцев, что американская реакция будет формальной. Поразительно, что осуществленная менее чем через месяц после трагических событий на площади Тяньаньмэнь миссия осталась секретной. Возможно, что она не была событием столь драматическим, как это изображено в воспоминаниях Буша-Скоукрофта, в которых утверждается, что китайцы по ошибке чуть не сбили самолет советника президента по национальной безопасности. (Цянь Цичэнь, в то время китайский министр иностранных дел, решительно оспаривает это утверждение в своих мемуарах «10 эпизодов из дипломатии Китая».) Секретный визит достиг своей цели: он убедил китайцев, что американская поддержка демократического переворота в Польше неприменима к Китаю.

Несколько месяцев спустя, в начале декабря, состоялась новая поездка Скоукрофта в Пекин, на этот раз открытая, с публичными обменами дружественными тостами, которую американские СМИ (все еще остававшиеся в неведении о первом визите) подвергли резкой критике и называли расшаркиванием. И снова целью Буша было стремление не допустить развития отношений по нисходящей спирали, особенно ввиду возмущения общественного мнения Америки в связи с продолжавшимися в Китае репрессиями против активистов событий на Тяньаньмэнь. Надежды американцев на смятение репрессий не осуществились, но администрация объясняла китайскую бескомпромиссность опасениями, вызванными свержением и казнью коммунистического диктатора Румынии Николае Чаушеску, произошедшими практически в то же самое время.