На иордань государя вел Борис Иванович Морозов, в застенках орало не менее сорока человек, сотни стрельцов отправились дослуживать службу и доживать жизнь в Сибирь. А Яков Куденетович Черкасский был зван к государю за пасхальный праздничный стол в том же лихом году и теперь как ни в чем не бывало стоял службу в Благовещенском соборе между Юрием Алексеевичем Долгоруким и братьями Морозовыми, Борисом и Глебом.

Аввакум ничего этого не знал и видел вокруг себя одно только благолепие. Служба летела мимо его ушей — глазами хлопал на бояр, удивляясь красоте их платья, величию внешности. Один царь был здесь непоседа, с каждым, наверное, словечком перекинулся, а когда служба кончилась, он вместе со Стефаном Вонифатьевичем снова подошел к Аввакуму.

— Ну, вот что, батька. Завтра тебя посвятят в протопопы, и поезжай в Юрьевец-Подольский. Да без мешканья! Завтра посвятят, завтра и поезжай.

Так-то у царя на глазах быть: нынче ты поп, а завтра протопоп!

Прикладывались к иконам. Первым царь, за царем Борис Иванович Морозов, за Морозовым Яков Куденетович Черкасский и Никита Иванович Романов.

Когда мужчины освободили храм, сошли вниз с балкончика, закрытого запоною, царица Мария Ильинична и ее приезжие боярыни. Первая по царицыному чину была царицына сестра, жена Бориса Ивановича Морозова, Анна, вторая — мать Екатерина Федоровна, а потом уж Марья Никифоровна — жена касимовского царевича Василия Еруслановича, Авдотья Семеновна — жена Якова Куденетовича с дочерью Анной, Авдотья Федоровна — жена князя Никиты Ивановича Одоевского. Следующей по чину прикладывалась к иконам Федосья Прокопьевна — молодая жена Глеба Ивановича Морозова. Было ей в те поры двадцать лет.

— Останься! — шепнула царица Федосье. — Дело доброе сделать нужно.

Федосья Прокопьевна свой человек у царицы. Милославские и Соковнины в родстве самом близком. Все счастье Федосьи — от царицы: она сама приискала овдовевшему Глебу Ивановичу невесту. Дело быстро совершилось.

В 48-м году померла его первая супруга Авдотья Алексеевна Сицкая. Прожил он с нею тридцать лет, а детей не нажил. Старшему брату Борису Бог детей тоже не дал. Пресекался древний боярский род. Пращуром Морозовых был старший дружинник Александра Невского Миша Прушанин, который в битве на Неве со шведами «пеш с дружиною своею натече на корабли и погуби три корабли». Вот и надумали царь с царицею женить Глеба Ивановича на молодой. У Марии Ильиничны невест сыскивать талант пребольшой. В тот же день, как решено было просватать вдовца, царица, войдя в свою Золотую палату, окинула взглядом девушек, бывших у нее в услужении, и взгляд ее остановился на белолицей, крутогрудой, стройной да пышной Федосье Соковниной.

— Ну-кася, повернись! — сказала царица девушке. — Со всех сторон уродилась! Пора тебе замуж.

Федосья хоть и вспыхнула, но царице поклонилась в ноги.

— Что же не спрашиваешь, кого тебе в мужья присватать хочу? — спросила Мария Ильинична.

— На все воля Господа и твоя, великая государыня.

— Вот и умница! — сказала царица. — Муж твой будущий немолод, но зато быть тебе, девушке, боярыней, всякий в роду твоем за тебя Бога будет молить.

Соковнины, лихвинские и карачевские дети боярские, — им до знатности, как до неба. Отец Федосьи Прокопий Федорович службы служил тяжелые. В 25-м году был воеводой в Мезени, в 31-м ездил послом в Крым, в 35-м воеводствовал в Енисейске, и тут царская свадьба, царь избрал в невесты Милославскую. На свадьбе Прокопий Федорович хоть и предпоследним, но был в списке сверстных, то есть ближних людей государя. Роль его — провожатый у саней царицы. А уже через месяц после свадьбы в чине дворецкого он сидел за поставцом царицыного стола, отпуская ествы.

Федосья Прокопьевна, пойдя замуж за Глеба Ивановича, постаралась на славу. К концу первого года супружеской жизни родила Морозовым наследника Ивана Глебовича. Домашние на нее нарадоваться не могли, царица ее любила, а вся боярская Москва завидовала. Боярыня из худородных, а место в царицыном чине у нее шестое!

— Параша, портомоя, в девках засиделась. Двадцать пять лет, — говорила Мария Ильинична Федосье, разгребая ворох поношенной одежды. — Как ты думаешь, за малоумного она пойдет, не обидится?

«Я за старого пошла», — навернулось на язычок Федосье, но она этого не сказала.

— Страшный?

— В том-то и дело, что пригожий! — Царица обрадовалась вопросу. — Синеглазый, кудрявый, таращится — туда-сюда. Я его в церкви видела. Племянник он нашему Девуле.

— А кто это?

— Отставной дворцовый сторож.

— Как ты только помнишь о всех, государыня?! — удивилась искренне Федосья. И опять удивилась, разглядывая в царицыных руках опашень. — Какая красота!

— Вот его и подарю Параше. Розовое к лицу ей будет. Она, голубушка, тоже очень славная, да хроменькая. Таких еще деток нарожают! Ну, какая жизнь без мужа? Последней бабе позавидуешь! — И посмотрела Федосье в глаза: — Как твой сыночек?

Спрашивала об одном, а знать хотела другое: не таит ли в душе обиду приезжая боярыня — за старика ведь отдали.

Федосья улыбнулась радостно.

— Ванечка говорит уже! Лопочет без умолку. Спасибо тебе великое, государыня!

— Ах! — вздохнула Мария Ильинична. — Я иной раз подумаю о тебе, и кошки по сердцу скребут. За старика девушку выдала.