Чуть успокоившись, Варя поняла, что несправедлива к барыне. Не была графиня постылой женой, сама ведь сколько раз видела Владимира Ивановича, целующего ее портрет. И сейчас то и дело приходили от него письма, да все такие длинные, на нескольких листах. Елена Павловна читала их, усевшись на веранде с чашкой чаю, и все улыбалась чему-то. Видно, дюже ласковые слова он ей писал… От всего ли сердца? Или притворялся, чтобы вину свою загладить, прощение вымолить? Кто знает? Чужая душа — потемки. Только хотелось Варе всем сердцем верить, что она тоже была люба хозяину. Не с холодным же сердцем он так ласкал ее! Она и не подозревала, что так можно… Сколько за отцом с матерью подглядывала, никогда такого не видала.

Наплакавшись вволю, Варя, не раздеваясь, уснула на низкой кровати. И снился ей в ту ночь барин, Владимир Иванович, который опять так сладко мучил ее, что проснулась она оттого, что широкая волна наслаждения прокатилась по всему ее телу. Такого она еще не испытывала, даже испугалась маленько. Подскочила да проверила — не закровила ли? Не приведи Господь, ребеночка скинуть!

Хотя Елена Павловна не раз заводила разговор о том, насколько бы Варе легче жилось без ребенка. Но она и слушать этой ереси не желала! Как такой грех на душу взять? Да и добровольно отказаться от живого следа любви Владимира Ивановича она не смогла бы. Если его самого не судьба удержать подле себя, так пусть хоть сыночек его останется. Уж как она его холить и лелеять будет!

И сейчас-то уже Варя души в своей кровиночке не чаяла, все поглаживала свой живот да песенки напевала. Ей казалось, что ребеночек слышит. Он затихал, не пинал ножкой, когда звучал ее голос. Пела Варя негромко, ведь поблизости всегда находилась хозяйка или Глаша — уединяться ей не позволялось. Она не могла понять почему? Зачем барыне так необходимо, чтобы Варя постоянно находилась при ней? Или она стерегла ее, чтобы полюбовница мужа не сбежала? Только куда ей теперь бежать-то с таким животом?

Вот сейчас, когда присутствие Владимира Ивановича в Родниках она ощущала ознобом, пробегающим по коже, Варя и впрямь готова была бежать к нему со всех ног, поддерживая живот. Чтобы хоть одним глазком увидеть да по одному взгляду понять, стосковался ли он по ней? Вспоминает ли? Она бы сразу во всем разобралась и, если б барин взглянул на нее, как на чужую, тотчас убежала бы назад, в свое заточение. Но Варе что-то не верилось, что хозяин может смотреть на нее как на крепостную и только…

Два дня она провела взаперти, только Глаша навещала ее — приносила еду и молоко. Громко топала на пороге, стряхивая с валенок свежий снег, прижимала озябшие руки к теплой печке да скороговоркой сообщала новости: хозяева поехали в гости в Комаровку к Безымянским… А потом в Глухарево к Беспаловым… Граф все такой же шикарный, только вроде с лица малость спал. А Елена Павловна так и цветет от счастья! Можно понять, столько не видались…

Варя догадывалась, что Глашу барыня не посвятила в то, что связывало ее с хозяином. Скрытная у них хозяйка, это Варя и раньше поняла. Даже своей горничной ни словом не обмолвилась, надо же! Все в себе держит, это ж с ума сойти можно… И вдруг поняла, что сама вынуждена поступать точно так же. Поговорить ей здесь не с кем, ни одного родного лица… А с Глашей делиться она остерегалась: ведь все хозяйке донесет. Только с виду такая ласковая да заботливая, а сама небось так и ловит каждое ее слово, вдруг чего сболтнет по неосторожности?

— Спасибо тебе, Глаша, — сдержанно поблагодарила она, принимая корзинку с обедом. — Ты ступай себе, чего тебе время на меня тратить?

— Да пока барыни нет, я и передохнуть могу, — будто не понимая ее, возразила горничная, усаживаясь на лавку. Но ключ, между прочим, за пазухой прятала.

Варю так и тянуло повалить ее на пол, да силой вытащить ключ, чтобы вырваться из этого затхлого домишки. Но она боялась навредить своему ребеночку, ведь Глаша тоже не сдалась бы без боя, могла и коленом в живот угодить. Поежившись от этой мысли, Варя принялась есть свежий творог с густой сметаной, который Елена Павловна считала самой здоровой пищей для беременных. Почему она так волновалась о ее здоровье, Варя никак не могла взять в толк.

Она попыталась выведать это у Глаши, но та лишь беспечно махнула рукой:

— Да барыня у нас, знаешь, какая добрая! Она вечно обо всех печется, приютам сиротским помогает да животным бездомным. Ей всех маленьких шибко жалко. Может, потому, что самой Бог пока не дал детишек, а уж ей так хочется! Мы же с ней за границу ездили как раз от бесплодия лечиться. Хорошие доктора в Баден-Бадене, может, помогли… Вот поживут с мужем, там видно будет.

«Как от него не родишь? — подумала Варя с тоской. — От такого не захочешь, а родишь». Творог сполз с ложки, которую она так и не донесла до рта и шмякнулся в сметану.

Глаша прыснула:

— Ты чего замечталась? Вот я и говорю: барыня не о тебе, а ребеночке твоем уже заботится. Чтоб, значит, здоровеньким родился, и все при нем было. Нешто сама этого не хочешь?

— Как же не хотеть? — удивилась Варя. — Конечно, хочу.

— Значит, слушайся ее и ешь то, что она тебе велит. Барыня-то, чай, получше нас с тобой во всем разбирается.

— А с чего же лучше, если она сама не рожала? — уперлась Варя.

Ей никак не хотелось признавать превосходство Елены Павловны над собой. Конечно, барыня образованная, но ведь ее в гимназии, поди, не учили, как с мужем жить да как детей рожать! И с первым-то, видать, не шибко справлялась, раз барин на сторону поглядывал…