Статли усиленно соображает, шучу я или всерьез.

— Не, Робин, я, конечно… Ты — главный, так что… Тока зачем?!

— Маркс, да ты сам посуди, какая от них выгода! Вот появилась у тебя в чем нужда, ты сразу — раз! — одного из этих святых просишь помолиться. Он молится, и бог тебе — раз! — и все дает. Разве не здорово?!

Комизм ситуации до Билля все еще не доходит. Он долго мнется, а потом нерешительно спрашивает:

— А… ну, это… проверить бы, а?

Я широко улыбаюсь:

— А как же! Проверяй! Ну, вот тебе, к примеру, сейчас чего больше всего хочется?

— Эля! — радостно рявкает Статли. — Эля! И побольше!

Я поворачиваюсь к стоящим на коленях:

— Слышали, святые? А ну, помолитесь-ка побыстренькому, чтобы эль был, — и уже обращаясь к Марксу, интересуюсь: — Тебе сколько эля-то? Бочонка хватит?

— Ну! — радостный рев, означающий, надо полагать, согласие.

Ошалевшие приор и каноник начинают молить господа о бочонке эля. Я же подхожу к одному из слуг-носильщиков, которые так и стоят на дороге:

— Слышь, малый, у тебя в бочонке что?

Тот спускает с плеча немалый бочонок и сообщает:

— Эль… Эль господина приора…

— Так, — я поворачиваюсь к «святым», — харе молиться! Бог уже выполнил ваши просьбы. Билль! Иди сюда! Тут тебе господь бочонок с элем переслал…

— Робин, — интересуется один из лучников, — а мне бы куртку новую, а? А то видишь, эта, — он демонстрирует здоровенную прореху на спине, — совсем уже развалилась…

— Конечно, Сэнди. Так, почему молчим, почему не молимся? Не слышали, что куртка нужна?

— А мне — башмаки, — произносит второй лучник.

— Понял. Эй, там, святоши! Дополнили свою молитву башмаками! Кому еще чего?..

…Священники молились минут тридцать без перерыва. И дали всем всё. Только вот одному лучнику — Муку, который запросил себе девку «с во-о-от таким задом», молитвы священников не помогли. Развлечение мне уже поднадоело, и я остановил молитву:

— Слушай, Мук! Ты ведь просишь греховного! Какого же черта, прости господи, мы заставляем молиться этих святых людей, если бог сам запретил фортеля с «во-о-от таким задом»? Не стыдно тебе? Вот в наказание за свои бесовские мысли — ступай, подведи святым отцам коней, поклонись и отпусти их с миром. Э-э! Только у здоровяка меч забери. Он ему без надобности: от его молитвы все враги разбегутся, верно я говорю? А, святой отец?

Но «святой» одним махом взлетел в седло и помчался как ветер. Толстяк, несмотря на свою комплекцию, не отставал от своего приятеля. Они скрылись из виду, даже не дослушав, что я попросил их благословить нас.

Вечером в лагере вовсю шло веселье. Энгельрик вытащил лютню и теперь распевал песню собственного сочинения о том, как Робин из Локсли прикинулся монахом и как двое святых отцов поделились с ним своим богатством. Все дружно подпевали, невзирая на мои попытки пояснить, что дело было не совсем так. Разозлиться мне не дала Алька. Она пресекла мои возражения поцелуем, а потом прошептала:

— Робин, любимый, ну ты чего? Кому какое дело, как оно там было взаправду? Энгельрик такую красивую песню сочинил — настоящий бард! Ее еще глимены распевать будут! А ты… Пойдем лучше спляшем…

После памятного моления на дороге прошло всего ничего — пара дней, а последствия уже начали сказываться. К нам в лагерь зачастили местные крестьяне — вилланы, как их тут называют. И все с жалобами на управляющих — ривов, сеньоров, судейских и прочую шушеру.

Первого из визитеров — кряжистого мужика с повадками кузнеца — я попробовал уговорить остаться в отряде и присоединиться к борьбе за народное счастье. Ага! Щаз! Тот только униженно кланялся, бормотал что-то про голодных детишек, стариков родителей и тому подобную лабуду, которой, надо думать, вовсю наслушались Стенька Разин, Емельян Пугачев и Эрнесто Че Гевара. Крестьяне хотят счастья, но чтоб им его принесли, а не чтобы за него драться…

Робкие попытки хоть кем-нибудь пополнить отряд не дали почти никаких результатов, если не считать здоровенного детинушки, которого один из постов обнаружил на дороге, мирно дрыхнущим под кустом можжевельника. Молодец храпел, распространяя на километры вокруг себя перегар мощностью в двадцать пять килотонн.

Пост не рискнул будить звероподобного алкаша, потому как рядом с ним лежала окованная железными кольцами дубина. Размерами оружие не уступало хозяину, и Мук, как разводящий, отправил мне весть о найденыше, Когда я явился к находке, она, то есть он соизволил, наконец, пробудиться ото сна и вступил в диспут с Муком и вторым часовым, Атли, на тему о том, на каком конкретно дереве в нашем лесу растет опохмелин?

Мук и Атли были готовы поклясться чем угодно, что дерево с такими плодами в обозримом радиусе не произрастает, но детинушка настаивал и, кажется, был готов употребить в качестве аргумента свою дубину. В этот самый момент мы и вышли на место происшествия.