Отослав Хорива, Кий оставил две сотни — повязать валяющихся на Майдане, а сам с остальными дружинниками двинулся к своей горе, к пепелищу своего двора — навести порядок и отыскать дядю Идара, живого или мертвого…

Как вскоре выяснилось, северяне ушли со своей долей мимо Гор вверх по Днепру и Десне, а россичи разделились: одни воротились к себе на Рось, другие пошли со Щеком и Воиславом.

К концу дня порядок на Горах был кое-как восстановлен. Хотя все утомились беспредельно, Кий не пожелал откладывать и принялся вершить свой княжий суд на ночь глядя, приготовив костры и смоляные факелы.

Удалось повязать десятка два древлян, остальные же, протрезвев, рубились отчаянно и живыми не дались. Согнанных на Майдан полян окружили дружинники, ратники и вои были тут же.

И был княжий суд недолгим.

А выяснилось на том суде, что дело было так. Некий расторопный человек с Подола, по имени Желан, промышлявший изготовлением и сбытом браги, вознамерился разбогатеть более всех прочих. Продолжая торговать брагой в своем доме, он принялся развозить ее в бочках на Майдан и на погост, к пристани на Почайне и ко всем дворам, а также туда, где трудились кузнецы, гончары, кожемяки и другие Полянские ремесленники, всюду, где мог быть спрос на хмельное зелье. Помогали ему в том деле все родичи да еще два раба, пригнанные когда-то из похода, когда Желан был еще простым воем. В походы с той поры он больше не ходил, щит, копье и прочие доспехи повесил перед глиняной печью в своем заново срубленном доме, который обмазал и побелил, а пол из обожженной глины устлал купленными на погосте иноземными коврами. Так и жил, богаче князей и бояр. Благодаря таким корыстным заботам Желана поляне бражничали теперь не только в дни праздников, на тризнах и по другим достойным причинам, а едва ли не каждый день и каждую ночь. Многие хозяйства на Горах и многие промыслы приходили от такого сплошного бражничания в разорение и запустение, однако сам Желан и весь род его не только не терпели убытка, но день ото дня все более обогащались. Князь ничего сего не ведал, ибо находился в походе, у далеких берегов Танаиса. Оставшийся же старый Идар затревожился, когда увидел, что и немногие его дружинники перестали нести свою дозорную службу, ибо где бы они ни находились, те возы с брагой бывали тут как тут. И все чаще можно было полюбоваться на Горах двумя-тремя добрыми молодцами, которые в полном боевом оснащении, оставив свой пост, бродили в обнимку и, шатаясь, задевали всякого встречного. Порядка не стало никакого, уже ограбили несколько дворов иноземных гостей, а там, где Глубочица втекает в Почайну, пожгли два великих амбара с товаром, собранным зимой в полюдье и предназначенным на продажу ромеям. Левобережье отныне вовсе никак не охранялось — там хозяйничали гультяи с поля. А на правом берегу набегали из леса древляне, переходили неглубокий Ирпень, поджигали Полянские дворы.

Видя такую беду, Идар уговорил старейшин собрать сходку. Поляне явились на Майдан все почти беспробудно хмельные, слушать никого не стали, старейшин разогнали, едва не побив, самого Идара зарубили секирами, а княжий двор порушили и пожгли. Немногие трезвые дружинники, пытавшиеся унять баламутов, все до одного полегли в неравной сече.

Совершив все эти злодейства, хмельные поляне объявили своим князем Желана, который в благодарность за такую честь заколол перед богами немало быков, овец и птицы, после чего выкатил на Майдан великое множество бочек с брагой. Тут уж пошел — день за днем, ночь за ночью — такой пир, что не заметили, как явились здесь и там на Горах древляне, не побрезговавшие ни брагой новоиспеченного князя, ни добром его неразумных подданных. Всякий же, кто, опамятовавшись, пытался выдворить незваных пришельцев, тот был порублен — и древлянами и хмельными до беспамятства своими.

Тут-то и подоспел Кий со своей дружиной…

Удивляло, что от браги — не от меда! — столь захмелели поляне. Знать, готовил Желан свою брагу каким-то одному ему ведомым способом. Тем и угодил, что крепче обычной оказалась его брага. На том и нажился.

— Как будем, други? — обратился князь к дружинникам и прочим своим кметам тем зычным голосом, который не раз уже перекрывал, бывало, шум сечи. — В тот час, когда все вы, не щадя крови своей и живота своего, добывали нолянской земле добро и славу, в тот самый час вот эти… они только и знали, что бражничали да разоряли и жгли ваши дворы. Хуже гуннов и гультяев! Да к тому же впустили древлян на Горы. Как будем?

Дружина угрюмо молчала, неласково поглядывая из-под шеломов. Молчали ратники и вои — среди виновных было немало их родичей. Молчали братья князя и бояре.

Валялся в ногах у княжьего коня Желан — борода нечесана, щеки обвисли, под глазами набрякло. Вопил:

— Выслушай, княже! Не вели казнить! Не по своей воле я… они сами меня князем объявили, сами! Не я, не я!..

— Они сами, говоришь? — Усы князя шевельнулись недоброй усмешкой. — А ты и рад стараться, согласился?

— Так ведь не согласись я, — хныкал Желан, — они бы меня секирами зарубили! Убили бы меня!

— Когда воем был, секиры не страшился, — заметил Воислав.

— А много ли золота да серебра нагреб ты, бедолага, с хмельного люда? — поинтересовался Щек.

— Вот именно! — поддержал Хорив.

— Не для себя старался, не для себя! — снова завопил Желан, пытаясь поцеловать копыто княжьего коня. — Поверь, княже! Хотел тебе половину отдать. Как только воротишься. Тебе одному… Да что половину! Все отдать готов, хоть сейчас!..

— Благодарствую, что не забыл меня, сирого да убогого. — Кий чуть тронул коня, тот едва не наступил на Желана. — Одного не уразумею умишком своим скудным. Разъясни уж, окажи такую милость. Отчего дяде моему Идару той половины не отдал? И для чего убили его? А?

— Я не убивал его, не убивал! Не я убивал!! Не я-а-а!!!

И был княжий суд суровым.

Взятым древлянам и всем тем остававшимся дружинникам, которые позарились на брагу и не уберегли Горы от разорения, всем рубить лес — под сторожей и присмотром — да ставить новый княжий двор взамен спаленного. Им же ставить еще два двора: для Щека — рядом с княжьей горой, через яр, и для Хорива — через другой яр, что за Щековой горой, как раз здесь, на Лысой горе, около Майдана.

Всех прочих полян, которых взяли и повязали хмельными, вместе с их землей и скотом, домами и домочадцами, всех раздать во владение воротившейся дружине. Ратникам же и воям оставить ту добычу, которую сумели добыть себе в походе, а еще раздать по ромейской серебряной монете из тех, которыми хвалился Желан, будто хотел поделиться с князем.

Воротившейся из похода дружине дать десять дней отдыха, после чего идти походом на древлян, примучить их и наложить вечную дань. Также разослать гонцов к россичам и северянам, дулебам и дреговичам, уличам и тиверцам: ежели пожелают их князья, пускай присылают свои дружины для похода на древлян — свою долю получат, в обиде не останутся.