«Еще бы, — подумал пан Модест, — носил с собой двести тысяч долларов».

— Надо разыскать чемодан, — вмешался Хмелевец, — и как можно скорее. Там, — неопределенно качнул головой, — ждут его, а мне не очень приятно дышать одним воздухом с коммунистами.

«А мне?» — хотел обидеться Лизогуб, но на всякий случай сдержался. Кто их знает, что за птицы. Ответил кратко:

— Все, что от меня зависит, господа… — и приложил руку к сердцу. — Но что я могу?

— Вспомните все адреса, где скрывался Воробкевич, — попросил Сливинский.

— Это дело несложное… Он жил у меня, пока один человек не предупредил, что должны проверять документы. В тот же день Воробкевич переехал к Кутковцу. Это его знакомый, был лесничим, а сейчас работает в областном управлении сельского хозяйства. Через три дня перебрался к Валявским. Вдова с дочкой, супруга его бывшего товарища, умершего во время войны. Две ночи спал у профессора университета Янышевского, а потом уже перешел на явочную квартиру, где его и выследили.

— Чудесно! — довольно сказал Сливинский. — Думаю, чемодан лежит в одной из этих квартир.

— Завтра наведаемся и выясним! — решительно заявил Хмелевец. — Чемодан от нас не убежит.

— Ох, это не так просто, — заметил Лизогуб. — Люди сейчас не те, свиньи, а не люди… Может, они и не догадываются, кто такой Воробкевич и что это за чемодан. Пан Северин, очевидно, предупредил, что вернется за ним. И вот появляетесь вы… Мол, по поручению пана Воробкевича: не у вас ли, случайно, чемодан? Ко мне бы пришли, например, так я с вами и разговаривать бы не стал — идите ко всем чертям, никакого Воробкевича не знаю и знать не хочу!

— А мы, — вспыхнул Хмелевец, — черт бы его побрал, за горло! Чемодан или, — он сделал выразительный жест, — к праотцам.

— В городе, — сухо ответил Лизогуб, — пока что, к сожалению, твердая власть, и авантюрные фокусы не пройдут. Стоит поднять шум, и через несколько минут вас задержат.

— Постойте, — потер лоб Сливинский, — а если действовать от имени этой власти?.. — С минуту подумал и заговорил, будто советуясь со всеми: — Представим себе: к вам приходят, ночью, поднимают с постели… Из учреждения государственной безопасности… Точно, мол, известно, что у вас тогда–то и тогда–то скрывался известный оуновский преступник Воробкевич и оставил свой чемодан. Если даже будут отказываться, мы — обыск… Чемодан не иголка, найдем…

— Но ведь вы должны предъявить какие–то документы, — осмелился перебить его Дмитро Заставный. — А где взять удостоверения? И ордер на обыск?

Лизогуб подмигнул:

— Кажется, я тут могу кое–что посоветовать! Есть у господ советские деньги?

— Угу… — подтвердил Сливинский, — есть…

— Пятнадцать тысяч найдется?

— Наскребем.

— Две красные милицейские книжечки попробую организовать…

— Можно и милицейские, — одобрил Сливинский. — Удостоверение будем показывать издали. А как с ордером на обыск?

Лизогуб замялся.

— Если бы ко мне пришли сейчас и положили на стол любую изготовленную типографским способом бумажку с печатью, я бы поверил, что она подлинная. У нас что, знакомят граждан с формой ордеров на обыск? Я могу изготовить вам десять разных форм, и все десять сойдут за настоящие.

— В этом есть смысл, — согласился Сливинский. — Да где вы возьмете такие бланки?

— Это будет стоить еще три тысячи. Почти даром, — похвалился Лизогуб, зная, что тысячу из этих трех положит в карман (не говоря о половине денег за удостоверения!). — У меня есть тут один знакомый мужик. При Польше держал небольшую типографию, и у него все найдется…

Сливинский встал из–за стола. Почему–то расхотелось есть. Заходил по комнате.

— Риск есть, — начал он рассуждать. — Но не такой уж большой. Люди напуганы энкавэдэшниками и даже в критический момент постараются быть в стороне. Так, — он потер руки, — карта почти беспроигрышная. Да и другого выхода у нас нет. Как вы считаете, пан, то есть, извините, товарищ Барыло?

— Черт бы его побрал! — только и произнес Хмелевец, оторвавшись от тарелки.

— Значит, вы согласны, — не без иронии поклонился ему пан Модест. — А вам, мой юный друг, — обратился он к Заставному, — придется быть шофером и сыграть роль солдата, так сказать, при нас. Военную форму достанете? — спросил он Лизогуба.

— На барахолке, — провел тот ладонью над головой, — во! Полк можно обмундировать…

— А погоны?

— Что — погоны?.. Сами сделаем… Не такая уж это и хитрая штука.

— И то правда, — согласился Сливинский.

Дмитра захватила дерзкая идея Сливинского. Этот седой, чем дальше, тем больше и больше нравился Заставному — находил в нем черты, которые, считал он, должны быть присущи каждому человеку: широта мышления, интеллигентность, уверенность в своих идеалах и твердая рассудительность. Коробило лишь некоторое высокомерие по отношению к окружающим, возможно, чванство, но Дмитро легко прощал пану Модесту этот недостаток. Ведь он и правда был на голову выше окружающих — сравнить хотя бы с Хмелевцем… Пьет, жрет и только талдычит: «Черт бы его побрал!»