Подобно Сьюзен, Марти умеет произвести впечатление на собеседника, и к тому же он очень сексуальный. Очень крепкий и мускулистый, словом, из тех жилистых парней, что обладают недюжинной силой. Он всегда загорелый до черноты, и всегда в движении, и всегда много говорит. И ты уже реагируешь скорее не на то, как он выглядит, а на то, как он подходит к тебе, берет тебя за руку, смеется и говорит: «Белинда, солнышко! Надо же, дочурка Бонни! Поверить не могу, дочурка Бонни! Подойди ко мне, солнышко, дай мне на тебя посмотреть!»

И он очень темпераментный. Я хочу сказать, это чувствуется во всем. Я не говорю сейчас о его сексуальности, хотя в том, что касается секса, он прямо-таки одержимый. Нет, таким способом Марти осуществляет контроль.

На нем был роскошный серебристо-серый костюм-тройка, и он был весь увешан золотом: золотой браслет для часов, золотые кольца, золотые запонки, и, не буду скрывать, внешне он мне понравился, очень даже понравился. У него было красивое тело, по-настоящему красивое. Я имею в виду широкую грудь и узкие бедра. Нет, выглядел он на все сто.

Как бы то ни было, он выскользнул из маминой комнаты и произнес именно те слова, что я уже успела тебе пересказать, а еще наградил меня цепким взглядом, который словно говорил о том, что я ему нравлюсь. Но скорее всего, он просто хотел ко мне подмазаться. Конечно, уже потом, гораздо позже, Марти божился, что я действительно сразила его наповал. В любом случае, он тогда сказал мне, что моя мама — потрясающая, невероятная, сногсшибательная и все такое, знакомство с ней — самое волнующее событие в его жизни, и вообще она — женщина его мечты, суперзвезда, звезда, каких больше не делают, и так далее, и тому подобное.

И не успела я оглянуться, а мы уже сидели на кушетке и он спрашивал меня, как я отнесусь к тому, чтобы переехать в Лос-Анджелес и увидеть свою маму снова в зените славы. А еще он молол всякий вздор типа: «Эй, а какой твой знак зодиака? Нет, не говори. Я точно знаю, что ты Скорпион. Разве не так, солнышко? Да, я знал! Невероятно, что ты Скорпион, солнышко, так как я тоже Скорпион. Я вдвойне Скорпион. Как только я тебя увидел, то сразу понял, что ты Скорпион, потому что ты очень независимая». И дальше все в таком же духе.

Это, конечно, слабое оправдание, но должна сказать, что, обрушив на меня словесный поток, Марти выглядел весьма убедительно. И он держал меня за руку, и я вдруг почувствовала, как между нами пробежала искра: что-то вроде сильного физического влечения. И я задалась вопросом, сколько еще женщин испытали нечто подобное от одного только прикосновения его руки.

Я хочу сказать, что опустила глаза и увидела виднеющиеся из-под белоснежных манжет темные волосы на его запястье и золотой браслет от часов, который, казалось, еще сильнее подчеркивал, какие эти волосы жесткие и густые. Словом, даже такая незначительная деталь показалась мне невероятно притягательной. Она сводила меня с ума.

То же относится и к тебе. Я нахожу совершенно неотразимой твою манеру небрежно причесываться и то, что твои волосы находятся в художественном беспорядке; меня возбуждает выражение твоего лица, когда ты смотришь на меня сверху вниз; и я даже передать не могу, что чувствую в тот момент, когда лежу, прижавшись к твоей груди.

Но сейчас я хочу объяснить тебе, почему у меня возникло к нему такое влечение — влечение, к которому я оказалась совершенно не готова, — и почему со мной случилось нечто вроде короткого замыкания.

А тем временем Марти уже обрабатывал присутствующих, создавая нужный настрой. «Разве вы не видите, какая она независимая. Правда, Салли?» — говорил он Салли, которую видел, наверное, впервые в жизни. Или, обращаясь уже ко всем нам, спрашивал: «Ничего, если я закурю? Надеюсь, дамы не против? Дэрил, а как насчет того, чтобы пропустить по стаканчику виски? Как думаете, дама — (это уже относилось к моей маме) — не будет возражать, если мы чуть-чуть выпьем? Ну, что скажете, Дэрил? Сногсшибательно!» И вот он уже обнимал Дэрила, а Дэрил спешил к нему со стаканами виски в руках.

«Послушай, солнышко, — говорил он мне. — Мы с тобой должны подружиться. И ты должна позволить мне сделать твою маму еще более знаменитой в Америке. Я хочу сказать, по-настоящему знаменитой, моя дорогая. Белинда, Белинда, ты согласна со мной? Сногсшибательно! Дэрил, откуда у твоей сестры такое имя? Поговори со мной, моя дорогая! Что я могу сделать для тебя здесь, в Каннах? Может быть, тебе и даме моего сердца что-нибудь нужно? Только позвоните — и… Вот номер моего телефона…» И так до бесконечности: бла-бла-бла… Он говорил и говорил, а его сузившиеся глаза блестели, словно для него это был наиважнейший момент в жизни, а потом он заявил, что ему надо бежать.