Мир, который отстаивал и отстаивает Митчелл, – мир благотворной налоговой конкуренции – возник в его мечтах под влиянием работ Чарльза Тибу. Известный экономист в 1956 году опубликовал свою теорию о свободном выборе любым индивидуумом юрисдикции для проживания. Тибу выстраивал мир (как вы понимаете, только теоретически), где рынки обретут совершенство и станут предлагать на выбор любой набор общественных и налоговых благ, а свободные и счастливые граждане толпами начнут мигрировать из одной юрисдикции в другую, сообразуясь исключительно с личными предпочтениями. Разумеется, наш мир слишком далек от этого, а сторонники доктрины о свободе воли и налоговой конкуренции взяли на вооружение модель Тибу лишь в качестве интеллектуального и идейного прикрытия офшорной системы.

Митчелл начал серьезно интересоваться политикой в эпоху Рейгана. Выпускник университета Джорджа Мейсона, Митчелл попал в идеологический плен консервативных идей Джеймса Бьюкенена и Вернона Смита, являвшихся разработчиками нового экономического направления, известного как теория общественного выбора. Сторонники этой теории отказываются от представления о политиках как субъектах, действующих от имени и в интересах народа или обществ, и рассматривают их как индивидуумов, преследующих только собственные интересы. Проповедуемое последователями теории общественного выбора отвращение к правительственным институтам идеально соответствовало мировоззрению начинающего либертарианца Митчелла, преклонявшегося перед Рейганом. До того как перейти в фонд «Наследие», Митчелл работал с сенатором-республиканцем Бобом Пэквудом, а затем – на команду Буша-старшего и Дэна Куэйла.

По мировоззрению Митчелла обязанности правительства должны быть низведены к выполнению нескольких ключевых функций вроде обеспечения безопасности. Все прочее предоставлено рынкам: «Некоторые люди мечтают о супермоделях, а я – о правительстве, собирающем всего 5 % ВВП». (Это действительно из области чистых фантазий – в настоящее время большинство правительств стран ОЭСР получает за счет налоговых поступлений от 30 до 50 % ВВП.) Себя Митчелл мыслит ученым. Во время интервью, которое я брал у него, он несколько раз отказывался от сказанного под следующим предлогом: «Я имею дело лишь с теориями; я не работаю в мире реального бизнеса».

Митчелл принадлежит к категории людей, которые тщательно лепят свой облик и отрабатывают специальные интонации. Например, заслышав, как обсуждают людей или идеи, им не поддерживамые, он обязательно в крайнем изумлении поднимет брови, а его реплики звучат очень скептически. Его речь всегда тщательно отрепетирована, поскольку ему до смерти хочется производить впечатление человека разумного и логически мыслящего. Митчелл размещает в Интернете короткие видеоролики со своими докладами и довольно живыми обращениями, щедро сдобренными сермяжными истинами; вообще его выступления звучат вполне доступно, убедительно и поразительно доходчиво. Он никогда не забудет вставить слово «свобода» или «воля», и обязательно пнет своих противников: «международных бюрократов», «вечно во все сующие свой нос правительства» и, конечно, «европейцев» (особенно французов) – это настоящие жупелы, и о них всегда говорится с особо наигранным, почти театральным ужасом. В августе 2009 года на конференции, проходящей в штате Колорадо и посвященной «свободному налогообложению», Митчелл начал свой доклад с энергичной, «бодрящей» фразы: «Позвольте сообщить вам некоторые пугающие цифры». Он сделал прогноз на следующие семьдесят пять лет – и на горизонте замаячил чудовищный призрак грандиозного налогового бремени.

Далее он привел статистические данные, свидетельствующие о некоторых привычках Джорджа У. Буша (которого он не жаловал), свободно расходующего финансовые средства. Под конец Митчелл предрек: «Америке грозит больше, чем просто “большое правительство”. это правительство затмит все “большие правительства” европейских государств всеобщего благоденствия. Даже во Франции и Швеции… Я не знаю, означает ли это, что мы должны будем перестать пользоваться деодорантом или начнем учить наших солдат сдаваться сразу, без боя в грядущих войнах. но я знаю одно – нас ждет участь европейского государства всеобщего благоденствия».

Задолго до появления доклада ОЭСР Митчелл, как он сам говорил, прилагал все усилия, чтобы в США не был введен международный налог: «Мой хлеб насущный – вопросы фискальной политики, снижения, а не повышения налогов, да-да, именно так. Для меня международный налог, все эти поборы с внутрикорпоративного ценообразования, с распределения процентов и тому подобное – столь же безнравственен, как и акцизы на молоко в Монголии». В те времена не была еще разработана и продумана система представлений о налоговых гаванях, немногие тогда понимали, насколько влиятельным фактором становятся офшоры, а главное, в век стремительной глобализации почти никто их не осуждал. Поэтому Организация экономического сотрудничества и развития – к огромной радости Митчелла – постаралась сохранить лицо и не выглядеть гонителем и мучителем мелких юрисдикций. ОЭСР объяснила, что ее инициатива – вовсе не крестовый поход против налоговых гаваней, а скорее атака на такое вредоносное явление, как налоговая конкуренция, то есть соревнование государств друг с другом в «гонке на дно», нулевые налоги ради привлечения свободного капитала и другие соблазны. Такой неожиданный поворот дал Митчеллу мгновенное преимущество, теперь с полным основанием он мог кричать в Вашингтоне о ненавистниках свободной конкуренции, о высокомерных бюрократах, засевших в ОЭСР.

Вопрос конкуренции – один из главных доводов в пользу существования налоговых гаваней; и этот аспект заслуживает отдельного разговора. Митчелл находит хлесткие аргументы не хуже любого записного защитника офшоров. В Вашингтоне, в 2009 году, на одной из очередных встреч на Капитолийском холме, он с трибуны метал громы и молнии, стоя на фоне проецируемых фотографий с какими-то зловещими людьми в арабских бурнусах.

Другими словами, налоговая конкуренция благотворна, и бороться с нею никак нельзя. На первый взгляд, доводы Митчелла представляются разумными, но при более внимательном рассмотрении они рассыпаются в прах и превращаются в сплошную чепуху. И вот почему.

Конкуренция компаний на рынке в корне отличается от налоговой конкуренции юрисдикций. Выглядит это таким образом: если какая-то компания не способна конкурировать, она может выйти из бизнеса. На ее место придет другая компания, которая производит более совершенные и более дешевые товары или услуги. Такое «созидательное разрушение» болезненно, но оно является источником динамичности капитализма. Посмотрим, что происходит, если не может конкурировать страна. Крушение государства? А ведь это – нечто совсем иное. Никто не станет, да и никто не сможет сделать то, что Митчелл назвал «ликвидацией Нью-Гэмпшира». В таком случае, что означает самое понятие «конкурентоспособность страны»? Ведь очевидно, государства не вступают в сколько-нибудь осмысленное соревнование друг с другом в поддержании правопорядка на улицах. Они, могут, например, конкурировать в сфере образования, но конкуренция такого рода приводит к повышению налогов для оплаты более совершенных услуг.