Подъем не кончался. Впереди Толанд потерял сознание и был убит после того, как оставшийся около него солдат вынес бесчувственному телу три предупреждения. Гаррати казалось, что они идут в гору по меньшей мере месяц. Ну да, как минимум месяц, и это еще скромная оценка, потому что на самом деле идут они четвертый год. Он хихикнул, опять набрал в рот воды, прополоскал и на этот раз проглотил воду. Судороги пока нет. Сейчас судорога его доконала бы. Но она может приключиться. Может, из-за того, что кто-то приделал к его туфлям свинцовые подошвы, когда он отвернулся.

Девятерых уже нет, и ровно треть от этого числа легла здесь, на этом подъеме. Главный предложил Олсону устроить им ад, но это не ад, это нечто весьма похожее. Очень, очень похожее…

О Господи Иисусе…

Гаррати вдруг понял, что у него кружится голова и он тоже вполне может потерять сознание. Он поднял руку и несколько раз с силой ударил себя по лицу.

— Ты в порядке? — спросил его Макврайс.

— Теряю сознание.

— Вылей… — Натужный, свистящий вздох. — Флягу… на голову.

Гаррати последовал совету. Нарекаю тебя Реймондом Дейвисом Гаррати, pax vobiscum. [10] Очень холодная вода. Но головокружение прошло. Вода пролилась за шиворот, и по телу побежали леденящие ручейки.

— Флягу! Сорок седьмому! — Он вложил в этот крик столько сил, что немедленно вновь почувствовал себя вымотанным до предела. Надо было чуть-чуть подождать.

Один из солдат трусцой подбежал к нему и протянул свежую флягу. Гаррати почувствовал, как непроницаемые мраморные глаза солдата оценивающе смотрят на него.

— Уходи, — грубо сказал он, принимая флягу. — Тебе платят за то, чтобы ты в меня стрелял, а не глазел.

Солдат удалился. Лицо его не дрогнуло. Гаррати заставил себя чуть прибавить шагу.

Они шли вперед, билетов никто не получал, и в девять часов они были на вершине. Двенадцать часов они в пути. Но это не важно. Важно то, что на вершине их обдувает свежий ветер. И птица пролетела. И мокрая рубаха прилипла к спине. И воспоминания в мозгу. Вот что важно, и Гаррати сознательно отдался этим ощущениям. Они принадлежат ему, он их еще не утратил.

— Пит!

— Да.

— Послушай, я рад, что живой.

Макврайс не ответил. Теперь они шли под гору. Идти стало легко.

— Я очень постараюсь выжить, — сказал Гаррати почти виноватым тоном.

Они прошли очередной поворот. До Олдтауна и сравнительно прямой главной магистрали оставалось еще сто пятнадцать миль.

— А разве не это — наша главная задача? — помолчав, сказал Макврайс. Голос у него был теперь глухой и хриплый, словно доносился из пыльного погреба.

Некоторое время все молчали. Бейкер — у него пока не было предупреждений — шел ровной легкой походкой, засунув руки в карманы; голова его слегка покачивалась в такт ходьбе. Олсон снова беседовал с Пресвятой Богородицей. Лицо его казалось белым пятном в ночной тьме. Харкнесс решил поесть.

— Гаррати! — Снова Макврайс.

— Слушаю.

— Ты когда-нибудь видел конец Долгой Прогулки?

— Нет, а ты?

— Черт возьми, нет. Просто я подумал — ты близко живешь и вообще…

— Мой отец Прогулки терпеть не мог. Однажды он показал мне Идущих — ну, как урок, что ли. Единственный раз.

— Я видел.

Гаррати чуть не подпрыгнул, услышав этот голос. Заговорил Стеббинс. Он шел теперь почти рядом с ними, по-прежнему наклонив голову вперед; его светлые волосы походили на какой-то непонятный нимб.

— И как это было? — спросил Макврайс. Голос его стал как будто моложе.

— Тебе не хочется знать, — ответил Стеббинс.

— Я же спросил, правда?

Стеббинс не ответил. Теперь он казался Гаррати интереснее, чем когда-либо. Стеббинс не выдыхался. Он не выказывал никаких признаков изнеможения. Он шел, ни на что не жалуясь, и с самого старта не получил ни одного предупреждения.

— Так как же это выглядело? — услышал он собственный голос.

— Я видел конец Прогулки четыре года назад, — сказал Стеббинс. — Мне было тринадцать лет. Все закончилось примерно в шестнадцати милях после границы Нью-Хэмпшира. Кроме полиции штата, там были Национальная гвардия и шестнадцать взводов федеральной армии. Зрители стояли по обе стороны дороги в шестьдесят рядов на протяжении пятидесяти миль. Человек двадцать или больше затоптали насмерть. Так вышло потому, что зрители пытались идти вместе с участниками, чтобы увидеть окончание. Я устроился в первом ряду. Отец меня устроил.

— Чем твой отец занимается? — спросил Гаррати.

— Служит в Сопровождении. Он все точно рассчитал. Мне не пришлось никуда идти. Прогулка закончилась на моих глазах.

— Что произошло? — негромко спросил Олсон.

— Я услышал их прежде, чем увидел. Все зрители их слышали. Это было похоже на накатывающую на нас звуковую волну. А в поле зрения они оказались только через час. Они не смотрели на толпу, ни тот, ни другой. Мне показалось, они даже не знали, что на них смотрят. Смотрели они только на дорогу. Их как будто распяли, а потом сняли с крестов и велели идти, не вынув гвозди из подошв.