Олсон сел. Руки его были прижаты к животу, и он спокойно смотрел, как солдаты, стоящие в открытом кузове приземистого грузовичка, молча оценивают ситуацию. Солдаты тоже смотрели на него.

— Сволочи! — всхлипнул Макврайс. — Кровавые мерзавцы!

Олсон начал подниматься. Очередная серия пуль вновь уложила его.

За спиной Гаррати послышался какой-то звук. Гаррати не нужно было оборачиваться, чтобы понять: Стеббинс. Стеббинс тихо смеялся.

Олсон опять сел. Дула карабинов были по-прежнему направлены на него, но солдаты не стреляли. По их позам можно было подумать, что им любопытно понаблюдать.

Медленно, задумчиво Олсон поднялся на ноги. Руки его были прижаты к животу. Он, казалось, нюхал воздух, чтобы определить направление движения. Затем он медленно повернулся в нужную сторону и заковылял вперед.

— Освободите его! — в шоке хрипло прокричал кто-то. — Ради Христа, освободите его!

Синие, похожие на связки сосисок внутренности Олсона медленно вываливались из живота между его пальцев. Теперь они болтались, как змейки, у него между ног. Олсон пытался затолкать их обратно (затолкать обратно, подумал Гаррати, ошеломленный и напуганный до предела). Он отшвырнул в сторону большой сгусток крови и желчи. Он опять шел вперед, только согнувшись. Лицо его было безмятежно.

— Боже мой, — пробормотал Абрахам, поворачиваясь к Гаррати; он зажимал рот обеими руками. Лицо его побелело, глаза выкатились, и в них светился сумасшедший ужас. — Господи, Рей, какой отвратительный кошмар, Господи Иисусе!

Абрахама вырвало. Блевотина текла по пальцам.

Итак, старина Аб потерял свое печенье, рассеянно подумал Гаррати. Дружище Аб, не получается следовать Совету Тринадцатому.

— Они выпустили ему кишки, — сказал Стеббинс за спиной Гаррати. — Да, вот именно. Причем сделали это намеренно. Чтобы отбить у остальных охоту ссориться с Караулом из Легкой бригады.

— Убирайся от меня, — прошипел Гаррати, — иначе я вышибу тебе мозги!

Стеббинс быстро отстал.

— Предупреждение! Предупреждение восемьдесят восьмому!

До него донесся негромкий смех Стеббинса.

Олсон упал на колени и уперся руками в асфальт. Голова его повисла.

Взревел карабин. Пуля ударилась об асфальт возле левой руки Олсона и отскочила. Медленно, неуклюже Олсон снова стал подниматься на ноги. Они играют с ним, подумал Гаррати. Им было чертовски скучно, вот они и затеяли игру с Олсоном. И как вам Олсон, ребята? Хорошо вас Олсон развлекает?

Гаррати плакал. Он подбежал к Олсону, опустился возле него на колени, прижал его усталое, горящее в лихорадке лицо к груди. Зарылся, всхлипывая, в иссохшие, отвратительно пахнущие волосы Олсона.

— Предупреждение! Предупреждение сорок седьмому!

— Предупреждение! Предупреждение шестьдесят первому!

К нему приближался Макврайс. Снова Макврайс.

— Поднимайся, Рей, поднимайся же, ты ему не поможешь, ради Бога поднимайся!

— Это нечестно! — кричал Гаррати сквозь слезы. На его скуле осталось липкое вонючее пятно — кровь Олсона. — Это же нечестно!

— Я знаю. Идем. Идем.

Гаррати поднялся. Они с Макврайсом пошли спиной вперед, не сводя глаз со стоящего на коленях Олсона. Олсон поднялся на ноги. Встал на белую полосу на дороге. Воздел руки к небу. Толпа тихо ахнула.

— Я НЕ ТАК СДЕЛАЛ! — прокричал Олсон и рухнул на дорогу, недвижимый, мертвый.

Солдаты выпустили в него с фургона еще две пули, затем деловито убрали тело с дороги.

— Да, вот так.

Минут десять все шли молча. Гаррати испытывал странную радость от присутствия Макврайса.

— Я начинаю видеть кое-что во всем этом. Пит, — сказал он. — Тут есть порядок. Не все здесь бессмысленно.

— Да? Не стоит на это рассчитывать.

— Он говорил со мной, Пит. Он не был мертв, пока они не застрелили его, Пит. Он был живой. — Сейчас это обстоятельство представлялось ему самым важным в истории Олсона. И он повторил: — Живой.

— Думаю, это не имело никакого значения, — сказал Макврайс, утомленно вздыхая. — Он был всего лишь номером. Пунктом в списке. Номер пятьдесят три. И это означает, что мы чуть ближе к завершению, ничего больше.

— Ты же на самом деле так не думаешь.

— Не надо мне объяснять, что я думаю, чего не думаю, — сердито сказал Макврайс. — Оставим этот вопрос, хорошо?

— По-моему, до Олдтауна осталось миль тринадцать, — сказал Гаррати.

— Да начхать!

— Не знаешь, как там Скрамм?

— Я ему не доктор. Может, сам с ним понянчишься?

— Черт, да что тебя грызет?

Макврайс громко рассмеялся:

— Мы с тобой здесь, мы здесь, и ты еще спрашиваешь, что меня грызет! Вопрос о подоходном налоге в будущем году, вот что меня грызет. Вопрос о ценах на зерно в Южной Дакоте, вот что меня грызет. Олсон, у него вывалились кишки, Гаррати, в самом конце он шел, а у него кишки вываливались, вот что меня грызет, вот что меня грызет… — Он замолчал, и Гаррати заметил, что он борется с позывами к рвоте. Потом Макврайс резко произнес: — Скрамм плох.