— Не бывать, — согласилась женщина. — Есть у меня средство верное от его посягательств. Близко к ней не подойдет.

Ран помрачнел и, повернувшись, в крепище пошел и только у ворот обернулся, чтобы господарей поблагодарить.

— Много у вас дел без нас будет. Мои вам помогут, — заверил Нив расстроенную Ма-Гею, глянув в спину кнежа.

— Солнечным камнем оберег сотворишь, — кинула в руку женщине мешочек Саламиф.

Ма-Гея чинно поклонилась и пошла в крепище.

Правы други — не до сна — дел много неотложных.

Тяжка ноша знаний и как бы славно было ничего не знать, забыть, а лучше заснуть да уже за вратами настоящего проснуться. И не в будущем — больно темно оно, пожалуй, сегодняшнего мрачнее.

А кто его светлым сделает, кто украсит честью и благом, правью и радостью? Нет, не до сна, не до отдыха и мечтать ныне только об одном надобно — сдюжить и хоть крупицу случившегося выправить.

Часа не прошло, как каждый дом упрежден об опасности был. Мужи и жены не спали, резы и мечи при себе держали, обереги родовые по стенам развесили, детей тайно в храм отвели. Ма-Гея и Волох солнечным камнем обережный круг сотворили, а воины в дозор встали.

Замерло городище, во мглу и холод погрузилось. Костры, очаги потушены были — только огонь пращуров еле тлел в Лебедином храме. Его гасить нельзя иначе род погасишь и предков отринешь. А что род без доброй памяти о былом, об отцах и дедах своих? Кто ребенок, не отдающий дань уважения родителям своим? Что дерево без корней, сухостой трухлявый. Сегодня стоит еще, а завтра рухнет.

Ран с дозорными остался, а Ма-Гея же дома сидела, чтобы Странника не тревожить и успокоить, если вдруг что заподозрит. Но тот заснул, ничего не ведая.

Женщина сонное заклятье на всякий случай над ним сотворила, Финну и Ареса прихватила в полудрему погрузив, и пошла в храм.

Как только дом опустел Странник глаза открыл, прислушался к тому, что в крепище делается и хитро улыбнулся.

Дуса от суеты проснулась. Оглядела удивленно толпу собравшихся и поняла почто они в храме размещаются — про нага прознали, не иначе. Отодвинулась, место детям соседки уступая, плащ свой отдала. На улицу поспешила, словно гнал кто.

Мать ее у выхода перехватила:

— Не ходи, в храме останься, за детьми и сестрой пригляди, — на Финну кивнула. — Что Волох дал с собой?

Дуса мешочек из-под рубахи вытащила, показала.

— Склянку достань, по капли на оба запястья намажь и под горло, — приказала. Строгий голос у матери, пугающий. Девочка выполнить, что та требует поспешила, виновной себя чувствуя.

— Матушка, мне Лелюшка сказал молкнуть… — попыталась объяснить, доставая склянку.

— Прав он.

— Прости…

— Не винись, не в чем. Делай что говорю.

Дуса с трудом вытащила пропитанную воском тряпичную пробку из горлышка склянки. Глянула на густую, темную жидкость внутри цвета болотной грязи и содрогнулась. Цвет жуткий конечно, запах чуть слышный, влажный и гнилостный, но более фон ужасает — мертвенный, ледяной.

— Надо, Дуса, — видя сомнения дочери, поторопила ее Ма-Гея. Девочка, стараясь не думать, что делает, нанесла по капле на запястья и на шею, как сказала матушка, и поторопилась склянку закрыть, обратно в мешочек спрятать.

Ма-Гея успокоено вздохнула и за плечи детей ей подтолкнула:

— Смотри за ними крепко и из храма ни шагу.

— Сделаю, матушка, — заверила девочка. Сестру и мальчика обняла, в храм повела, с краю устроила. Больно ей было на Финну смотреть. Вздохнула, по голове ее погладив:

— Что ж натворила ты, сестренка?

Та встрепенулась, скидывая путы дурманной дремы, на Дусу уставилась:

— Мне виниться не в чем.

Девочка растерялась от неожиданности: матушкины чары непросто и Волоху снять, а тут сама Финна от них избавилась. Неужто сильнее ведуньи стала?

— Не в чем, не в чем, — поспешила заверить сестру, обняла, успокаивая. И так к радости Дусы ее обняла, только зашептала, в глаза ей глядя такое, что мороз у девы по коже прошел:

— Глупая, кому веришь? Выйди за стены крепища, глянь округ — свобода там. Не черна Ма-Ра — светла. В мудрости своей договор с нагами заключила и теперь лиха не знает. Власть ее огромна, но не о себе печется — о детях рода. Ее власть — их власть, ее сила — их сила. Одни они в округе беды не знают. Племя дивье им ничто, сама хана не властна над ними. Кады и наги други. Богат удел Ма-Ры, хоромы золотом выложены и не сама старалась, не родовичей заставляла — кады сробили. Лесовики ей плоды лесные в дань приносят, нагайны по небу носят, Стынь как у нас не лютует, мягко снежком стелет. Нет горя и забот в вотчине Ма-Ры, свет и красота там. Люди сильны и отважны, каждый и воин, и ведун, хозяин себе и своей земле. Девы вышей мужей стоят, главой в семье, на охоту для забавы ходят. Пиры каждую седмицу, а то и день. Яства знатные. Что здесь запретно, там разрешено. Воля, Дуса, воля …