Молодой человек покачал головой со вздохом:

— Теперь начнется зиярат к козленку! Абдуллаев — тупой, все это знают.

— Э, ты как о старших говоришь? — возмутился Муху.

— Халилбек звонил, — прервал их Шапи, — сейчас перезвоню ему, он приехать должен.

Пока Шапи перезванивал, все молчали. Вошла хозяйка, ловко собрала грязную посуду и вышла. Старик в тюбетейке листал аварскую газету, устало откинувшись на тахту.

— Не доступен. Наверное, в тоннель заехал, — сказал Шапи.

Встали, говоря послеобеденное «алхамдулилля», задвигали стульями. Пока выходили во двор, к деревянным скамейкам, Муху коснулся Шапи и заговорил, ухмыляясь и указывая локтем в сторону соседнего села.

— Ле, ты слышал, что весной у наших соседей было?

— Слышал, — неодобрительно отозвался Шапи. — В каждом селе у нас разные люди, хоть одной нации. В одном — трудяги, в другом — математики, в третьем — поэты, в четвертом — ученые, в пятом — разбойники, в шестом — мастера, в седьмом — дураки. Эти, — он кивнул туда же, куда Муху указывал локтем, — дураки.

— А что стало? — полюбопытствовал пухлощекий Алексей.

— На восьмое марта один учитель поздравил жену другого сельчанина с женским праздником, — улыбаясь начал Муху. — Муж, когда увидел, что его жену поздравили, сел на мотоцикл, догнал учителя и нос ему откусил!

— Нос?

— Отвечаю, нос! Кончик! — подтвердил Муху. — А потом они…

Рассказ Муху прервала вбежавшая во двор продавщица из магазинчика.

— Вай, ГIадамал [18] ! — запричитала продавщица и забежала в дом.

Следом, запыхавшись, влетела Чамастак и, не глядя на мужчин, ринулась за продавщицей. В доме послышались восклицания. Мужчины всполошились. К Хабибу подбежал белобрысый мальчик лет семи и сказал, что Хабиба просит жена. Жена, Саният, с большой родинкой на побелевшей щеке, выскочила во двор и, дрожа, смотрела, как Хабиб подходит к ней, переваливаясь грузным телом с ноги на ногу.

— Нашу дочь украли, — произнесла она чужим голосом.

— Что ты сказала? — не поверил Хабиб.

— Вай, эбел [19] ! — запричитала та, закрывая лицо ладонями.

Вокруг уже толпились соболезнующие. Молодой человек, потемневший, с дикими глазами, рванулся за ворота. Хабибу стало плохо, кто-то побежал за корвалолом.

— Они только через райцентр могли поехать, — горячо убеждал Хабиба Муху. — Сядем в газель, возьмем свидетелей и догоним!

Саният закрыла лицо платком и рыдала. Остальные стояли молча.

Начался переполох. Раскрасневшийся Хабиб, тяжело дыша, тряс то Наиду, то Бику за плечи, и вопрошал:

— Она сопротивлялась? Она отбивалась?

Тем временем молодой человек в очках и другой, возбужденный, с дрожащим веком (Наиде сказали — Саидин жених), сели в десятку и куда-то укатили. Посреди двора стояла Баху в своем бархатном платье и что-то тихо причитала про позор и про покойного Хасана. Саният спряталась в доме, откуда доносились женские крики:

— Валлах-биллах, мой сын чужие туалеты чистить не будет!

Эльмира прислушивалась, нервно теребя выбившуюся из-под траурной косынки прядь.

— Это мама жениха с ума сходит.

Подошел Наидин отец, неловко вытаскивая из кармана сигаретную пачку:

— Сейчас с дядей Муху и с дядей Хабибом поедете.

— Куда?

— Рассказывать, как все было.

— Я все равно не поеду, — заныла Эльмира, когда он отошел к мужчинам совещаться. — Я ничего не видела.

В толпе оказался мулла, читавший Коран над усопшим, и заговорил что-то, размахивая руками. За воротами послышались гудки. Наиду взяли под руку и повели к машине.

— Всех возьмите! — закричал Муху.

— Эльмира не идет, — пожаловалась Бика.

— Идет, идет! — раздался голос Манарши.

Манарша вела Эльмиру, а та все повторяла, что ничего не видела и что лучше пусть поедет Чамастак.

— Место есть здесь, залезай! — скомандовал Муху.

Хабиб уже сопел на переднем сидении, поминутно вытирая пот смятым носовым платком и беспорядочно нажимая кнопки телефона. Наида заметила, как часто пульсирует на его толстой шее синяя жилка.

Мотор завелся, кто-то ударил ладонью по багажнику, как бы напутствуя, и машина медленно тронулась вниз по склону. Наида откинула голову и смотрела на плывущие мимо постройки, на кладбищенскую ограду, за которой клонились серые могильные камни с цветной арабской вязью или с выведенными на аварском именами без дат.