Шрифт:
— Можно поговорить с тобой?
— Теперь, когда она за воротами, можно.
— Какое дело демонице до луны?
— Каждый раз в новолуние она выбирает узника и медленно его душит на глазах у всех остальных.
Сгорбившись, старик уселся между заключенными 1790 и 2501.
— Что это за числа у вас на руках?
— Клейма каторжников, — объяснил писец. — Завтра и у тебя с товарищами они появятся.
— Что ж, выходит, они отправили на каторгу больше двух тысяч человек?
— Много больше, — вздохнул Голенастый. — Страшно подумать, сколько несчастных умерли по дороге, скончались от пыток…
Старик сжал кулаки.
— Главное — не терять надежды, — внезапно с неожиданной силой произнес он.
— Почему это? — с недоумением спросил писец.
— Потому что гиксосы с каждым днем теряют уверенность в себе. В городах Дельты, в Мемфисе поднимают голову их противники.
— Доносчики и соглядатаи быстро с ними расправятся.
— Поверьте, и у тех и у других с каждым днем прибывает работы.
— Соглядатаев столько, что от них никому не сбежать.
— Я убил одного собственными руками за то, что он донес на женщину, вырвавшуюся из рук похотливого стражника-гиксоса. Он был молод и крепок, но у меня достало сил справиться с бесстыжим чудовищем, и я нисколько об этом не жалею. Мало-помалу до людей начинает доходить, что, как только они склоняют голову, их волокут на бойню. Владыка гиксосов хочет одного: уничтожить всех египтян и заменить их своими соплеменниками. Они отбирают у нас землю, дома, имущество, а заодно хотят растоптать и сердца.
— Да, именно для этого и создана здешняя каторга, — согласился писец, голос которого прозвучал едва слышно.
— Апопи забыл, что надежды египтян небеспочвенны, — с жаром прошептал старик.
Сердце Голенастого забилось быстрее.
— Царица Свобода — вот наша надежда, — продолжал старик. — Она никогда не устанет бороться с насильниками.
— Войскам фиванцев не удалось взять Аварис, — напомнил писец, — фараон Камос погиб. Царица Яххотеп облачилась в траур и затворилась у себя в городе. Рано или поздно гиксосы завладеют Фивами.
— Ты заблуждаешься! Царица Яххотеп совершила уже столько чудес. Она никогда не откажется от борьбы.
— Ее борьба всего лишь легенда. Никому не дано сломить военную мощь гиксосов и никто не вернется живым с этой каторги, о которой фиванцы и не подозревают.
— А я верю тебе, старик, — сказал Голенастый. — Царица Свобода мне поможет, и я снова увижу своих коров.
— А в ожидании помощи наведем порядок у нас в тюрьме, — с горечью проговорил писец, — иначе нас отлупят палками.
Среди вновь прибывших узников четверо ночью скончались. Голенастый едва успел похоронить их, как на тюремном дворе вновь появилась госпожа Аберия.
— Идем быстрее, — позвал пастух старика. — Нам нужно всем собраться и построиться рядами.
— Мне так плохо, вот здесь болит, — старик показал на грудь. — Я не могу шевельнуться.
— Если ты останешься лежать, Аберия забьет тебя до смерти.
— Нет, не доставлю ей такого удовольствия… Но главное, друг, главное… не теряй надежды…
Пронзительный крик вырвался из груди старика.
Сердце его остановилось.
Голенастый торопливо подбежал к остальным узникам, уже успевшим выстроиться рядами перед госпожой Аберией, которая была чуть ли не на голову выше всех, стоящих перед ней.
— Пришло время нам всем немного повеселиться, — объявила она. — Ия знаю, с каким интересом и нетерпением вы хотите увидеть счастливчика, который станет героем нашего скромного празднества.
С нескрываемым удовольствием она оглядывала каторжан, сладострастно намечая себе жертву. Аберия наслаждалась, чувствуя себя хозяйкой жизни и смерти.
Раз и еще раз обошла она ряды арестантов, впиваясь в них взглядом, и, наконец, остановилась напротив человека, который пытался и не мог совладать с бившей его дрожью.
— Нашим героем будешь ты — заключенный 2501! — громогласно произнесла она.
2
Омытая бледно-розовым светом зари, царица Яххотеп протянула руки к еще невидимому божеству, приветствуя его появление.
— Сердце мое тянется к твоему оку. Ты насыщаешь голод без хлеба, без воды утоляешь жажду. Ты отец для сирот, муж для вдов. Сладостно лицезреть таинство твоего рождения. Плод, насыщенный светом, родившись, ты питаешь жизнь. Лучи твои просветляют смысл видений, рожденных тьмой.