Через минуту он рассматривал фотографии человека, с которым расстался полтора часа назад.

— Верну, сукин сын… Еще как верну. Все пятьдесят. Научили уму-разуму…

Он скопировал изображение в память компьютера и очистил память на авторучке.

Осталось дождаться этих мерзоватых сутенеров с проститутками. Он хотел секса. По-настоящему, чего не бывало с ним уже лет шесть или семь — он уже не помнил. Чтобы девки визжали от боли и вертелись сороками на его твердом, как сталь, ломе.

Спустившись с крыльца офиса, покрытого пылью, Киллер пересек площадь, углубился в сквер и быстро отыскал нужную лавочку. На ней сидел, разглядывая мир сквозь абсолютно черные очки, мужчина лет сорока. Светлый костюм, темная рубашка, волосы средней длины зачесаны назад. Он сидел, держал в руках покетбук с «Дьяволом и Синьоритой Прим» Коэльо, и смотрел, как уже говорилось, перед собой. Очевидно, книжка была прочитана.

Присев рядом с ним, Киллер вынул из кармана диктофон и положил рядом, так, чтобы он оказался между ним и мужчиной.

— Здесь все? — не глядя ни на лавку, ни на Киллера, спросил мужчина.

— До последнего слова.

Мужчина взял диктофон и посмотрел на время записи. Двенадцать минут.

— Он назвал имя, адрес?

— Только адрес. Имени он называть почему-то не стал, хотя я так думаю, что имя это он будет помнить до смерти.

— Почему ты так думаешь?

— Прослушаете запись, поймете.

— Много лишнего наворотил?

— Я? — уточнил Киллер.

— А что, заказчик тоже много лишнего воротил? — покривился в улыбке мужчина.

— Нет, я так… немного. Для достоверности.

Сунув диктофон в карман, мужчина вынул из внутреннего кармана пиджака конверт. Протянул его Киллеру и положил руку ему на колено.

— Послушай меня внимательно. Это очень важно. В конверте, что я тебе дал, две тысячи долларов. У тебя в Москве ни дома, ни жены, ни детей. Ты — отщепенец. Возьми эти деньги и исчезни из столицы навсегда. Я тебе говорю это еще раз, чтобы ты не бросился на радостях в ближайший бар. Сейчас ты поднимешься с этой лавочки и направишься на Ярославский вокзал. Это самый ближайший от этой скамейки вокзал. Там ты сядешь на поезд и уедешь. Если вдруг совершенно случайно, лет через тридцать, я буду прогуливаться по Красной площади с палочкой и неожиданно тебя встречу, через десять минут тебя снова в Москве не станет. Тебя вообще нигде не станет.

— Я же еще час назад сказал, что… — робко начал Киллер, но мужчина его оборвал:

— Я помню, что ты сказал. Я хочу, чтобы ты запомнил, что сказал я. Возьми, в поезде пригодится, — и бросил на колени собеседнику книжку.

Поднявшись с лавочки, Киллер быстро направился к выходу из сквера. Мужчина остался сидеть.

Нет, не так…

Поднявшись с лавочки, мужчина направился к выходу из сквера. Киллер остался сидеть.

Вставив в диктофон шнур с наушником, он нажал на кнопку воспроизведения записи, вставил мини-динамик в ухо и растворился в тени выпустивших листву деревьев. Этих зеленых проростков на ветвях этой весной было так много, что щедрость природы казалась неоправданным расточительством. Пахло свежестью, молодостью и жизнью. Как всегда, перед тем как должно совершиться убийство, следствием которого всегда является смрад.

Позабытое приходит неожиданно, чаще всего не по причине, а случайно. Вернувшись однажды, уже не уходит никогда. Так с ним было всегда. Стоило только Арту вспомнить что-то, из головы это уже не уходило, не покидало его уже никогда.

Видимо, для каждого из событий в жизни человеческой нужно какое-то время для осмысления. Осмысления незаметного, не очерченного натугой. Процесс идет в голове сам собой, без участия основных человеческих чувств, как антивирусная программа, которая обновляется незаметно для человека, работающего за компьютером. Лишь изредка, спустя какое-то время, техника информирует человека о том, что обновления готовы. И уже дело твое, реагировать на этот факт или нет. В большинстве случаев так и происходит. Момент жизни вспоминается, проносится в памяти без чувств и улетает прочь, чтобы быть снова замеченным через годы или не вспомниться вовсе.

Но изредка случается, что ожившие события давно минувших дней, казавшиеся тогда обыденными, вдруг снова врываются в его память и теперь ему становится ясно, что вся жизнь его сегодняшняя и последующая оценивается и будет оцениваться именно через призму тех дней. Понимание приходит неожиданно, и уже не шокирует. Не приводит сердце в трепет, потому что там, в подкорке своей, Арт уже давно во всем разобрался и все решил.

Он заставил себя забыть об обиде, нанесенной ему Ритой, но не мог простить удара с другой стороны. И чем старше он становился, тем сильнее чувствовалась боль. Две минуты пьяного секса с каким-то ублюдком, которого он даже не видел ни разу, — и у Арта нет и никогда не будет детей. Со временем боль сменила облик и превратилась в ненависть. Кто-то потешился с его женой и наказал их, унося с собой неповторимое чувство оргазма, полученного от близости с чужой женщиной. Временами Арту хотелось войти в спальню, и не выходить из нее до тех пор, пока она не назовет имя прелюбодея. Ее он простил. Но разговора с тем, кто залез на Риту, у него еще не было. Быть может, тот все эти годы живет в уверенности, что был прав, когда трахнул на вечеринке красивую телку? Это как же понимать?

Но Арт держался. Забыть и потом вспомнить можно все. Можно простить любимую, но забыть факт измены — можно ли?

И вот теперь, когда он вышел от Страха и накачивался виски без меры и понятий, все словно перевернулось с ног на голову. Арт чувствовал себя одиноко как никогда. Сначала она трахнулась на стороне, а сейчас ей и в голову не может прийти такая простая мысль, как сообщить отцу зародившегося в ней ребенка ожидаемую им годами весть. Она сидит, жует капусту, рыдает над блядскими сериалами с артистками, выбравшимися на экран из порноиндустрии и теперь играющими роли целок, и — молчит.