Ржезач Томаш
Шрифт:
Семейные тайны шлифуют характер труса
На фотографии, о которой шла речь раньше, несколько в стороне, за спиной Александра Солженицына, сидит темноволосый молодой человек с крупным носом на чуть продолговатом лице. Это и есть Кирилл (по прозвищу Страус). Симонян так же мало напоминает страуса, как Солженицын дикого, отважно бросающегося навстречу опасности моржа. Мечтательная глубина его темных глаз с годами обретет жизненную мудрость. Симонян в своей жизни взял на вооружение принцип: «Гордо отвечай за содеянное тобой». Он армянин, но вопреки всем анекдотам об армянской изворотливости, которые приходилось слышать, он бесхитростен, ничего не утаивает и… добивается победы. Причем для него ставка в игре — не только его научная карьера, но прежде всего он сам. В отличие от Солженицына, который всеми возможными и невозможными средствами стремится стать личностью, Кирилл Семенович Симонян — личность. Он доволен своей судьбой, с упоением рассказывает о своей интересной работе и жизни.
Солженицын же избрал в жизни путь, характерными чертами которого являются исключительность, одиночество, страх и таинственность. Тот, кто боится теней прошлого, должен от многого отказаться. Он не может непринужденно смеяться и шутить. Такой человек не может позволить себе поболтать с друзьями за рюмочкой. Ибо — не дай бог! — вдруг сорвется с языка нежелательное слово. Таким образом, Солженицын отнюдь не из принципа, а по необходимости сделался абстинентом [1] . Тот, кто вступил на такой путь, должен дружить только с теми, кто ему нужен, и тщательно оберегать от их взглядов свой личный мирок. Поэтому Солженицын с юношеских лет и поныне испытывает болезненный страх перед дружескими визитами. В последнее время, будучи уже в Швейцарии, он даже наложил на них строжайший запрет.
1
Абстинент (лат.) — воздерживающийся. — Прим. ред.
Таким образом, солженицынское одиночество приобретает двоякий смысл — это своеобразный шрам на его духовном облике и одновременно средство, призванное скрыть еще более глубокий шрам, оставленный мрачной тайной его собственного семейства.
Много лет довлеющие над человеком большие и важные тайны подтачивают и сильные характеры. Подтачивают даже тогда, когда это тайны благородные и способствуют достижению цели, в которую тот, кто хранит эти тайны, безгранично верит. Александр Солженицын никогда не был человеком мужественным: драка с Каганом убедительно подтверждает это. Но Солженицын наделен предприимчивым и, как утверждает спутник его детских лет — Александр Моисеевич Каган, всесторонне развитым умом.
Солженицын вскоре поймет, что просто молчать — недостаточно, и перейдет к «активной обороне»…
«Это был интриган, достигший совершенства уже в студенческие годы, — скажет мне Кирилл Семенович Симонян. — Он умел так извратить смысл слов, что выходило, будто только он говорит правду, а другой лжет. Он умел поссорить товарищей по учебе и остаться в стороне, извлекая из спора пользу для себя. Это был Лицемер с большой буквы, очень находчивый. И я им не раз восхищался».
Слова Кирилла Симоняна заставляют нас снова вернуться к майскому снимку 1941 года. За несколько лет до того, как фотограф сделал этот снимок, три одноклассника — Виткевич, Симонян и Солженицын — с увлечением, свойственным всем юношам, читали роман «Три мушкетера».
Симонян, Виткевич и Солженицын были очарованы этой книгой и так же, как и множество других до и после них, мечтали быть похожими на главных героев. О том, кто кем будет, категоричным тоном объявил Симонян-Страус. «Я буду благородным Атосом, а ты, Морж, — сказал он Солженицыну, — поскольку ты интриган и лицемер, будешь Арамисом. Ну, а ты, Кока, — Портосом». Об этом мне поведал Николай Виткевич (Кока).
И опять-таки все это лишь мальчишеская игра. Но и она, как и игра в «кровавую клятву» в небольшом дворе на улице Шаумяна, со временем приобретет новое значение. Почти с жуткой точностью распределил. Кирилл Семенович роли. Год, который станет критическим для всех, — 1945-й — докажет это. Интриган и лицемер Арамис-Солженицын хладнокровно пошлет Коку (Виткевича) на десять лет в исправительно-трудовые лагеря. И Виткевич с портосовским мужеством перенесет трудности того периода, работая на шахтах и кирпичных заводах Воркуты, чтобы выйти несломленным и через несколько лет стать кандидатом химических наук, доцентом вуза, где его уважают и ценят за прямоту и светлый ум. К «благородному Атосу» — Кириллу Симоняну — не пристанет грязь интриг, сплетенных против него незадачливым Арамисом; Кирилл сумеет сохранить свое внутреннее спокойствие и самообладание.
Ну, а как Арамис? Его судьба будет развиваться так, как ее пророчески предсказал друг детства Кирилл Симонян…
Если ограничиться лишь тем, что уже сказано, то набросок портрета Александра Исаевича Солженицына окажется плоским и недостоверным. И это, быть может, вызовет даже сочувствие к оригиналу. Вероятно, он выглядел бы так: осиротевший, крайне чувствительный и талантливый ребенок по вине тех, кого нет в живых и кого он в своей жизни даже и не знал, испытывает страх за самые основы своего существования и ищет спасение в чем угодно.
Увы, все не так просто. Одиночество, таинственность, сокрытие судеб своих родственников — все шрамы, которые вынесет из Ростова-на-Дону молодой Солженицын, включая и тот, который пересекает его выпуклый лоб, — это, по существу, саморанения, следствие его большого самолюбия…
Самолюбие — вот ключ к судьбе Солженицына.
Александр Моисеевич Каган говорит об этом: «Он был дико (точнее нельзя сказать) самолюбив. С самого раннего детства. Уже в первом классе он просто физически не выносил (быть на вторых ролях. И эта черта характера с годами все усиливалась. Вы должны понять, что Солженицын обладал совершенно универсальными способностями. Он был невероятно и не по-детски прилежен, у него была почти сверхъестественная память…
Для педагогов тогда была пора исканий. Старые методы обучения ушли в небытие, новые лишь нащупывались, иногда ценой таких ошибок, которые сегодня нам кажутся смешными. Одним из таких экспериментов был «бригадный метод». Учителя делили класс на бригады (группы), во главе каждой стоял бригадир, отвечавший за успеваемость своей бригады. Саня, конечно, стал бригадиром. И под конец получилось так, что остальные ребята уходили играть в футбол, а Солженицын оставался за них учиться. Не подумайте только, что он это делал для того, чтобы выгородить своих товарищей. Нет, он просто хотел отличиться и любой ценой привлечь к себе внимание».