Никто ему не возразил, хотя все знали, что крепость еще не была как следует прочесана — для этого потребовались бы не дни, а месяцы или годы. Завернувшись в одеяла — несмотря на дневную жару, ночи по-прежнему были холодными — они уснули.

На рыночной площади развалин было меньше, чем в крепости.

— Так это уже площадь или еще нет? — подчеркнуто спросил Митридат, продираясь вместе с Полидором и слугами через траву, кусты и прочие заросли. Не успел Полидор ответить, как евнух добавил: — Ай! — Он только что ударил ногой по большому камню, что привело к плачевным последствиям.

Он отодвинул скрывавшие камень заросли. Камень был очень большим — Митридат, не увидевший его сразу, показался себе идиотом. Обуреваемый гневом, он нагнулся, чтобы отпихнуть камень в сторону.

— Подожди! — сказал Полидор. — На нем есть буквы. — Он прочел их и засмеялся.

— И что же, смею поинтересоваться, тебя так насмешило? — Лучше уж держаться с ледяным достоинством, подумал Митридат, чем прыгать на одной ноге.

— Тут сказано: "Я — пограничный камень агоры", — сказал ему Полидор.

— Ага, — сказал евнух, снова чувствуя себя глупцом.

Самое высокое из разрушенных зданий стояло севернее, в паре минут ходьбы. Его разбитый фасад насчитывал восемь колонн, две из которых по-прежнему стояли во весь рост и поддерживали обломки карниза.

— Начнем с него? — спросил Полидор, указывая на здание.

Из-за ушибленных пальцев в Митридате взыграл дух противоречия:

— Нет, давай оставим его на потом, а пока просто походим вокруг. В конце концов, оно никуда не убежит.

— Как тебе будет угодно, — вежливо сказал Полидор. Идущие за Митридатом слуги вздохнули. Евнух сделал вид, что не услышал.

— А это что такое? — спросил Митридат через минуту-другую, увидев еще одно каменное сооружение, выступающее из травы. К счастью, на этот раз он увидел камень еще до того, как с ним столкнулся.

— Судя по форме, когда-то это было основанием, на котором стояла статуя, — сказал Полидор. Он подошел поближе. — Две статуи, — поправился он. — Я вижу углубления, вырезанные для четырех ног. Ага, вот и надпись. — Отодвинув траву в сторону, он прочел: — "Гармодий и Аристогитон, которые убили тирана Гиппарха".

— А что такое "тиран"? — услышав незнакомое слово, Митридат нахмурился. — Какое-нибудь чудовище из легенды?

— Нет, просто человек, который правил городом, но не происходил ни из какого царского рода. Они попадались у эллинов во многих городах.

— Ага. Благодарю тебя. — Митридат задумался, и спустя мгновение удивленно сказал: — Значит, на рынке в Афинах стояла статуя, прославлявшая людей, убивших городского правителя?

— Похоже на то, о великолепныйсарис, — сказал Полидор. — Если выразить это такими словами, то и впрямь получается удивительно, не так ли?

— Это просто безумие, — сказал евнух, вздрагивая от одной только мысли об увиденном. — Хорошо еще, что вас, яунийцев, покорила Персия. А то мало ли каким безумием вы бы заразили весь мир!

— Хмм, — вот и все, что на это ответил Полидор. Эллин качнул своим подбородком в сторону разрушенного здания, до которого оставалось совсем немного: — А сейчас пойдем туда?

Но Митридат ответил на эллинскую блажь, заключавшуюся в надписи на основании разбитой статуи, своей собственной блажью:

— Нет, обойдем вокруг, посмотрим, что тут еще есть. — Он знал, что вел себя несносно, и наслаждался этим. А что Полидор мог поделать?

Естественно, ничего.

— Как тебе будет угодно, — снова сказал эллин, после чего пошел мимо здания, обходя его на еще большее расстояние, чем намеревался обойти Митридат.

"Так тебе и надо," — подумал евнух. Улыбнувшись за спиной Полидора, он пошел за ним на северо-запад.

Все же этого было достаточно.

— Я уверен, что сейчас мы уже не на площади, — сказал Митридат, когда эллин привел его почти к заросшим воротам Афин.

— Я полагаю, что уже нет, — признал Полидор. — Готов ли ты идти обратно?

— Более чем готов, — Митридат посмотрел Полидору в глаза. Они оба примирительно улыбнулись. Митридат бросил взгляд в сторону слуг. На их лицах не было видно ни радости, ни тщательно скрываемого раздражения.

Что-то треснуло у евнуха под ногой. Обуреваемый любопытством, он нагнулся. Затем, охваченный еще большим любопытством, он показал Полидору свою находку:

— Что это такое?

— Это остракон. Черепок, — поправился Полидор, вспомнив о необходимости перевести яунийское слово на арамейский.