Аэропорт поразил размерами. Хорошо еще, что его бесконечные переходы снабжены движущимися тротуарами. Дальше мы продолжали путь на аэробусе — широкофюзеляжном самолете совместного западноевропейского производства. Внутри он был похож не на автобус, а на комфортабельный морской паром. В каждом ряду — восемь кресел: по два у окон и еще четыре в центре. По вместимости салон не уступает целому пассажирскому поезду. Перелеты на внутренних рейсах редко превышают пятьдесят минут. Как же обслужить такую уйму людей за столь короткое время?

Запомнилась рациональная организация питания на непродолжительных внутригерманских рейсах. При посадке пассажиры проходят мимо контейнера с расфасованным бортпайком. Хочешь перекусить в полете — берешь пакет. Не хочешь — берешь иллюстрированный журнал (то и другое бесплатно). В пакете была банка простокваши с вареньем, две булочки: одна с сыром, другая с ростбифом, пластмассовый стакан с пакетиками сливок и сахара. Так что стюардессе осталось лишь разнести кофе.

В Гамбурге нас ждали два сюрприза: во-первых, яркое солнце, а во-вторых, снег. Крутые черепичные крыши старинных ганзейских зданий в белом убранстве выглядели как на рождественских открытках. Но вот снежное месиво под ногами отнюдь не улучшало впечатления. Наши спутники твердили, что в Гамбург нужно приезжать летом, когда на здешних озерах плавают лебеди, белеют паруса яхт, а в водной глади отражаются шпили старинных церквей. Город вырос на обоих берегах Эльбы в ста с лишним километрах от ее впадения в Северное море. В этом месте река принимает правый приток — Альстер.

Хотя до Рождества было еще больше недели, уже чувствовалась предновогодняя лихорадка. В ранних сумерках на торговых улицах вспыхнули празднично иллюминированные витрины. Как и в Англии в эту пору, толпы ошалелых покупателей обзаводились подарками для родственников и друзей. По всему чувствовалось, что жители Гамбурга не привыкли к снежной каше под ногами и вообще не имеют обыкновения одеваться по-зимнему. Меховые жакеты и даже демисезонные пальто лишь изредка встречались в толпе. Большинство людей ходили в спортивных куртках, а то и просто в свитерах.

Украшением Гамбурга, разумеется, служит ратуша, добротно построенная ганзейскими купцами. Хороша и церковь Святого Михаила (Михаэлискирхе). Это протестантский храм, впечатляющий своей пуританской строгостью. Однако в целом Гамбург несколько разочаровал тем, что в нем осталось гораздо меньше памятников старины, чем я думал. Город сильно пострадал от бомбардировок в военные годы. Готический собор Святого Николая, частично разрушенный бомбежками, до сих пор стоит в руинах, как напоминание о минувшей войне. Почерневшее каменное кружево его колокольни кажется опаленным пламенем пожарищ. Районы, которые были полностью разрушены и после войны отстроены заново, довольно безлики. В этом отношении Гамбург во многом напоминает английский город Ковентри.

Жизнь города с почти двухмиллионным населением подчинена жизни порта. Он расположен выше устья Эльбы. Поэтому реку приходится постоянно углублять, чтобы сохранять фарватер для крупнотоннажных судов. Пространство между двумя протоками Эльбы заштриховано поперечными каналами. Благодаря этому гамбургский порт имеет большую протяженность причалов. Возле них, словно стада стальных жирафов, толпятся портовые краны.

Главное для Гамбурга — это, конечно, контейнеры. Для них выделен особый участок территории. Словно гигантские тарантулы, несущие под брюхом свою добычу, перемещаются контейнеровозы. Такой погрузчик высотой с трехэтажный дом представляет собой самодвижущийся стальной каркас. Он как бы наезжает на контейнер, подцепляет его за верхние углы какими-то выдвижными крюками, приподнимает и везет куда надо.

В каждом западном порту есть «миля греха», как моряки издавна называют районы сомнительных увеселений. В Гамбурге — это Репербан. Широкая и прямая улица вроде бы никак не отвечает представлению о портовых притонах. Когда-то здесь готовили такелаж для парусных судов. Чтобы сплести хороший канат, нужна прямая улица. Так и родился Репербан, или, буквально, Канатный двор. Эпоха парусного флота ушла в прошлое. Но роль Гамбурга как крупного порта и, следовательно, как города кабаков сохранилась. Репербану суждено было стать именно той улицей, где вернувшиеся из плавания моряки могут получить долгожданную разрядку.

Впрочем, в последние годы Репербан, судя по всему, стал и туристской достопримечательностью. Здесь открылось немало рыбных ресторанов, которыми славится Гамбург. В них подают отварную балтийскую лососину. А после нее гостей города потчуют местным блюдом, которое называется «роте грютце» (буквально «красная каша»). Это густой кисель, приготовленный из тертых ягод: малины, смородины и крыжовника. Есть на Репербане и кондитерские, и сувенирные лавки, и магазины, торгующие бытовой электротехникой. Но еще больше здесь баров, кабаре, порнографических видеотек, массажных салонов и других заведений, где главным товаром является секс. Занесенный снегом Репербан был необычно малолюден. Портовый колорит ему придавали лишь военные моряки с зашедшего в Гамбург французского крейсера. Бродили по тротуарам и группы иностранных туристов. Если не считать некоторых витрин, Репербан выглядел вполне пристойно.

Лишь присмотревшись внимательнее, замечаешь в глубине переулков неподвижные женские фигуры. Короткне шубки из синтетического меха, распущенные волосы. Несмотря на озябший вид, девушки, как правило, хорошенькие. Чем дальше углубляешься в переулок, тем активнее они себя ведут. Сначала пытаются шептать что-то, а потом начинают тянуть за рукав. Дойдя до конца переулка, натыкаешься на двойную красную стену. Войдя в одну калитку, нужно сделать несколько шагов в сторону, чтобы оказаться перед другой. Такая шлюзовая ограда напомнила мне Ольстер — блокированный солдатами торговый центр Белфаста. Только вместо предостережений о террористах, какие видишь в Северной Ирландии, тут написано «Для детей в возрасте до шестнадцати лет вход воспрещен, для женщин — нежелателен».