Перед вами история простого русского летчика, который воевал даже в те времена, когда все прочие бойцы сдавались. А этот штурмовик воевал и тогда, когда рушился весь мир вокруг него, включая Родину — Советский Союз. Имя этого летчика ничего вам не скажет. О нем не писали газеты, его не снимали телеканалы, тем более никому не приходило в голову писать об этом человеке книги. Этого летчика зовут Александр Кошкин. Он двадцать лет воевал на лучшем в мире штурмовом реактивном самолете Су-25, совершив 820 боевых вылетов. Никто в мире не сделал больше боевых вылетов, чем наш герой. Но Александр Кошкин остался неизвестным миру и даже Звезду Героя ему «зажали», несмотря на вмешательство Владимира Путина. Почему? Потому что настоящие штурмовики воюют не за награды. Они воюют за Родину.
Евгений Зубарев
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Афганистан
1. НЕ БОЙСЯ!
Я сидел за штурвалом Су-25 — ладного, живучего, надежного, но не очень комфортабельного штурмовика. В кабинах советских боевых машин установлены очень жесткие кресла. И не потому, что конструкторы звери, — напротив, так выражается забота инженеров о летчиках. Если ты расслабленно сидишь на мягком, как какой-нибудь гражданский валенок, то выстрел системы катапультирования прямо в твой расслабленный копчик приводит к перелому позвоночника. А с переломанным позвоночником возвращаться на землю даже под куполом парашютной системы не очень комфортно. Поэтому конструкторы предусмотрели для пилотов Су-25 крайне жесткие кресла — чтоб сохранить в целости наш копчик и заодно жизнь.
Поэтому я сидел в кресле своего штурмовика очень прямо и настороженно — последние несколько лет я иначе в креслах и не сиживал.
А летел я над озером Суруби, что расположено к востоку от Кабула, к ущелью в районе Кадаши. На «удар возмездия».
Час назад мое звено работало в этом ущелье вместе с группой капитана Фабра из 378-го отдельного штурмового авиаполка. И на выходе из атаки капитана сняли «Стингером».
Я сам той атаки не видел, мы следом за ними шли с пятиминутным интервалом. Но по рации все слышал хорошо — как он сообщил, что подбит, как ему кричат «прыгай!», а он отвечал, что попробует дотянуть до Кабула. Я, в общем, его хорошо понимал — внизу под нами только «духи» хозяйничают, до линии фронта километров 70 как минимум, пешком тихонько не пройдешь да и с боем не прорвешься.
В итоге повезло капитану — дотянул он до трассы на Кабул, там катапультировался и его на земле приняли наши бойцы.
А мое звено развернулось на авиабазу в Баграм. Мы там сели, заправились и опять пошли на место атаки — наказывать «духов» за сбитый самолет. Наказывать обязательно надо, иначе они наглеют до чрезвычайности.
Ущелье, где подбили Фабра, я запомнил хорошо и, когда уходили оттуда, точек ПВО насчитал не меньше десятка. Если эти точки не подавить, хорошей атаки не получится — низко не пройдешь, а значит, цели толком не разглядишь. Поэтому еще в Баграме, пока нас заправляли, договорились, что по ПВО отработают соседи из того же 378-го ОШАП, откуда и капитан Фабр. Звено вызвался вести подполковник Гриша Стрепетов.
И вот они впереди идут, мое звено в пятиминутном интервале за ними следует, и, пока мы летим, я еще раз прикидываю, как буду атаковать, чтобы не повторить судьбу капитана Фабра.
Даже если Гриша со своими орлами подавит все точки с крупнокалиберными пулеметами — «духов» со «Стингерами» — ракетами с тепловыми самонаводящимися головками, которые так и норовят вашей машине в сопло, — так просто не заметишь. Они выбрали позиции, замаскировались и наверняка ждут нас — тоже ведь про «удар возмездия» наслышаны.
А хуже нет ситуации, когда враг к атаке готов. А уж с этими новомодными «Стингерами», что вдруг начали поступать душманам в огромных количествах, шансов у штурмовика немного. Спасает только продуманность атаки — когда точно знаешь, как будешь заходить на цель, чтобы, к примеру, оператору «Стингера» солнце в глаза светило, куда будешь уходить после первой атаки, куда после второй и как двигаться, чтобы все твои уходы стали непредсказуемыми для ПВО.
И вот я поглядываю на карту, придумываю очередной маневр, заодно вперед посматриваю. А там, впереди, звено Стрепетова небо коптит. И вдруг я понимаю, что они не туда летят. Наше ущелье левее расположено, а Григорий повел звено направо. И бодро так повел, смотрю — они уже в боевой порядок выстраиваются, чтоб, значит, громить ненавистного врага.
У меня первое звено Коля Шулимов возглавлял, я ему на резервной частоте тут же рассказываю о незадаче. Коля человек деликатный, почти не ругается, а только вздыхает:
— Может, Гриша хитрый маневр придумал, отвлекает типа?
— Может, и отвлекает. Давай смотреть дальше.
Дальше Стрепетов построил своих над правым ущельем в коробочку, и пошли они в атаку на пустое ущелье.
А мы с Колей летим позади и молча слушаем их бодрые крики:
— Цель наблюдаю! Цель поражена! Цель наблюдаю! Цель поражена! Цель наблюдаю!
Что они там наблюдают, интересно, — там ведь даже горных козлов нет, от войны давно уж разбежались.
Минут пять орлы Стрепетова так голосили, сбросили все бомбы и ракеты, из пушек напоследок постреляли и ушли на север, на разворот. Потом связались с нами:
— «Три двойки», я «три пятерки», цели отработаны, уходим на базу.
Что тут скажешь в ответ? Если я сейчас вслух, по радиосвязи, для всех участников представления расскажу, что они по пустому ущелью отработали, Гришин авторитет в полку, и без того не сильно высокий, просто обнулится. Нельзя сейчас об этом говорить. Потом — да, поговорим. Наедине. Ну, может, еще Колю Шулимова позову — ему ведь сейчас тоже обидно и грустно, что придется в атаку идти на готовые к бою душманские системы ПВО.
В общем, отвечаю Грише вежливо:
— Спасибо вам, «три пятерки», за хорошую работу. Удачи.
Пошли они довольные на базу, а мне Коля Шулимов начал выговаривать:
— Командир, как же мы сейчас работать будем? Нас же встретят сейчас со всех стволов.
Что совсем некстати, у Коли ведомый — замполит местной эскадрильи, все того же 378-го полка. Прямо скажем, не самый подготовленный летчик. У меня ведомый тоже не ас, но хотя бы страха не показывает. А вот замполит, послушав последние новости в эфире, вдруг осознал, что нам сейчас предстоит.