– Смотри, милая, что я тебе привез. – Дядя Паша встал на колени и протянул странное ожерелье из ящерок и камней. – Правда, красивое?

Девочка завороженно уставилась на алмазы.

Синий. Зеленый. Красный. Желтый. Синий… было немного щекотно. И больно. И в волосах чесалось. А еще стало страшно, а потом хорошо.

– Дай, – попросила девочка. И дедушка отдал. Застегнул на тоненькой шее.

– Теперь все будет хорошо, – пообещал он.

И Анечка согласилась: да, хорошо. Ей хорошо. Очень тепло и немного страшно быть в комнате сломанных игрушек. Кто их поломал? И зачем?

Она спросила у дедушки, и тот, улыбнувшись, ответил:

– Другая девочка. Очень-очень злая. Но мы все исправим. Больше не будем звать ее в гости, да?

– Да!

В глазах дедушки стояли слезы.

– Деда, не плачь, – попросила Анечка, обнимая его за шею. – Деда хороший…

В депозитарном хранилище царила привычная прохлада. Гудел кондиционер. Беззвучно поворачивались камеры наблюдения. Дремали встроенные в пол и стены датчики.

Два ключа повернулись одновременно, и дверца сейфа открылась.

– Вам помочь? – поинтересовался служащий банка.

– Нет, спасибо.

Саломея справится сама.

В железном ящике хранилось не так много вещей: дуэльный пистолет с вишневой рукоятью, сапфировое колье, нить жемчуга, в которой все еще не доставало жемчужин, и полотняный мешочек. Развязав его, Саломея вытряхнула на ладонь камни – неровные, мутные, они походили на куски пластика.

Двадцать три камня.

И выцветший снимок женщины в высоком вдовьем чепце. Прямая спина. Широкие юбки. И белые мазки ладоней. Кольцо выделяется, оно словно живет вне этого черно-белого мира.

Женщина улыбается, неявно, лишь уголками губ.

– И совсем мы не похожи, – говорит ей Саломея.

Алмаз, вспыхивая, меняет цвет с зеленого на красный. Но длится это долю секунды.