Вот это его несколько озадачило.

— Это куда они делись? Улетели, что ли? Может быть, всю домашнюю птицу продали или съели до наступления трагедии?

Андрей пожал плечами, понимая, что нашел слабенькую отговорку, хиленькую, ничего не объясняющую. Он покачал головой, продолжая пребывать в сомнениях.

Вдоль правой стены частокола трава была и выше, и росла погуще, чем на остальной территории брошенной усадьбы.

Никитин углубился в заросли — так и есть, грядочки насыпные, бревнышками окантованные, для огурчиков-помидорчиков предназначенные. Рассматривать дальше весь огород он не стал, а с бодростью подошел к дому.

ГЛАВА 5

— Дозволь, хозяин, в дверь войти? Под крышей недолго побыть, худа всякого я не учиню!

У распахнутой двери Андрей постоял еще чуток и второй раз тихо попросил разрешения зайти — и это было не чудачество.

Объяснили ему таежные люди о разных странностях, что происходят вот в таких брошенных домах. А в сибирской тайге не то что дома, немалые деревни раньше целиком вымирали.

В прохладных темноватых сенях стояли рассохшиеся кадки для воды, две добротные грубо сколоченные лавки, такой же стол, полка с нехитрой кухонной утварью.

Никитин подошел поближе — миски, кружки, ложки — все тщательно выстругано из дерева, но грубое и некрашеное. С превеликим трудом он отворил прикипевшую массивную низкую дверь и, сильно пригнувшись, вошел в дом.

Глаза постепенно привыкли к царящим здесь вечность сумеркам, и Андрей медленно обошел комнаты дома. Никаких скелетов в живописных позах там не было, зато один отпечаток во всех пяти комнатах явственно присутствовал — семья собиралась в страшной спешке, и хватали все, что только под руки попадалось.

Вещи беспорядочно раскиданы по комнатам, на многочисленные топчаны набросаны всякие тряпки, крышки сундуков и ларей открыты, половики скомканы и отброшены.

В подвешенной к потолку люльке забыта детская погремушка — тщательно обструганный коробочек на длинной ручке, набитый сухим горохом.

На русской печи с трубой, сложенной из тесаных камней, стояли глиняные горшки. По трухе и пыли в них Андрей сразу понял, что там была пища, которую кушать не стали, может, просто не успели.

Да и немудрено — все свидетельствовало о том, что сматывались отсюда жильцы, а их было два десятка человек, включая полудюжину детей, в авральном режиме. Как говорится, на ходу подметки рвали…

Поэтому экипировался он на славу, благо хороших вещей позабывали массу. Правда, подпорчено или подгнило большинство из брошенного, но и оставшейся пригодной одежды хватало за глаза.

На дне одного сундука нашлась еще прочная рубаха из небеленого холста, а в другом самую малость подгнившие штаны с завязками и приличная меховая безрукавка.

В третьем ларе отыскались целые кожаные сапоги нужного размера, но очень странного фасона — сделанные по одной колодке, они походили на близнецов.

— Добре! Так я совсем от местных не отличаюсь! А то в своей старой одежде я мог и запросто получить разборочку! Кто его знает, за кого бы тутошние хлопцы меня приняли?

Он долго разглядывал странного кроя рубаху, прощупывая пальцами льняную материю:

— Ничего! В моем положении не до разносолов. Сгодится!

Разжился он и вышитым рушником, большим полотенцем, и парой добрых портянок, на которые пустил единственную пригодную простыню из сурового полотна.

В одной из комнат Никитин увидел в полу люк, но когда попытался его открыть, отпрянул мгновенно — из подполья шел весьма ощутимый смрад, сгнили овощи целиком и полностью.

Брать в комнатах было уже нечего, да и незачем было дольше оставаться, и Андрей с нешуточным облегчением в душе и в ноздрях пошел к раскрытой двери.

— Спасибо, хозяева добрые! — Андрей низко поклонился в сторону печи. — Вот вам! — Он положил на стол монету в пять рублей, единственную, выуженную из кармана ветровки. — Больше у меня ничего нет, чтобы заплатить за добро…

Неожиданно дом чуть вздрогнул всем своим бревенчатым телом. За печью зашелестело, и кто-то или что-то глубоко и тяжело вздохнуло. Гулко стукнул упавший от стены ухват.

Андрей, словно ошпаренный, мелко крестясь и бормоча на ходу все известные обрывки молитв, вылетел на улицу, чудом не зацепив лбом низкий дверной косяк.

«В доме домовой! А во дворе? Дворовой? Овинник? Гумник? Вот тебе и народный фольклор!»

Андрей лихорадочно оглядел еще раз усадьбу и без принуждения над собою поклонился дому в пояс.