Шрифт:
— Приятно слышать, — сказал Сэм. — Ты можешь описать эти вычисления?
Я был столь же невидим для Сэма, как и он для меня, но по привычке старался хранить на лице невозмутимость.
— Я не считаю, что это входит в наше соглашение, — ответил я.
— Ты прав, Бруно, — продолжил Сэм, помолчав несколько секунд. — Но у нас появится больше уверенности, если мы будем знать причину нарушения границы.
— Понимаю. Но мы приняли решение.
Мы — это Элисон и я. Юэнь все еще находился в больнице. Вдвоем с Элисон мы говорили от имени всего мира.
— Я доведу вашу позицию до моих коллег, — сказал он. — Мы вам не враги, Бруно. — В тоне его голоса прозвучало сожаление, подобные нюансы он мог контролировать.
— Знаю, — ответил я. — Мы тоже ничего против вас не имеем. И тем не менее вы решили скрыть большую часть информации о вашем мире. Мы не рассматриваем это как свидетельство враждебности, поэтому и у вас нет оснований жаловаться на то, что и у нас есть кое-какие секреты.
— Скоро я свяжусь с тобой, — сказал Сэм.
Окно программы связи закрылось. Я послал Элисон по электронной почте зашифрованную запись нашего разговора и тяжело уронил голову на стол. Она раскалывалась от пульсирующей боли, но в целом разговор завершился неплохо. Конечно, Сэм и его коллеги предпочли бы знать все; понятно, что они не скрывали разочарования и недовольства. Но они наверняка не собираются отказаться от благоприятной политики предыдущего десятилетия. Важно, чтобы моя гарантия оказалась надежной: вторжение не должно повториться.
Меня ждала работа — та, за которую платят деньги. Мне каким-то образом удалось вспомнить о дисциплине, заставить себя позабыть о всей этой истории и сесть за отчет о стохастических методах ликвидации узких мест в распределенном программировании; эту работу я делал для компании в Сингапуре.
Четыре часа спустя, когда прозвенел дверной звонок, я вышел из-за стола, чтобы совершить набег на кухню. Я не потрудился взглянуть на экранчик камеры домофона, а сразу прошел по коридору и открыл дверь.
— Как поживаете, Бруно? — осведомился Кэмпбелл.
— Хорошо. Почему вы мне не сказали, что собираетесь в Сидней?
— А вы не хотите спросить, как я нашел ваш дом?
— И как же?
Он показал свой телефон. Там было текстовое сообщение от меня — или, по крайней мере, с моего телефона: тот послал ему мои GPS-координаты.
— Неплохо, — признал я.
— Кажется, в Австралии к списку правонарушений, относящихся к терроризму, недавно добавили «порчу коммуникационных устройств». Пожалуй, вы могли бы упрятать меня в одиночку в тюрьме строгого режима.
— Только если вы знаете хотя бы десять арабских слов.
— Однажды я провел месяц в Египте, поэтому все возможно. Но не думаю, что вы действительно желаете оказаться в полиции.
— Почему бы вам не зайти? — спросил я.
Я провел его в гостиную, лихорадочно размышляя. Возможно, он нашел передатчик за книжной полкой, но уж точно не раньше, чем я ушел из его дома. Как он ухитрился дистанционно запустить вирус в мой телефон? Я-то думал, что у меня надежная защита.
— Мне хотелось бы услышать объяснение, зачем вы подсадили жучок в мой компьютер, — заявил Кэмпбелл.
— Чем дальше, тем больше я сам начинаю гадать об этом. Правильным ответом может быть и такой: вы сами захотели, чтобы я это сделал.
— Занятно! — фыркнул он. — Готов признать, что я намеренно допустил зарождение слухов о моей работе: было любопытно, отчего вы с Элисон Тайэрни прекратили поиск. Мне захотелось проверить, приедете ли вы вынюхивать подробности. Но вряд ли это можно посчитать приглашением украсть всю мою работу.
— В таком случае, чем была вся эта затея для вас, как не способом украсть кое-что у нас с Элисон?
— Да разве наши поступки можно сравнивать? Я лишь хотел подтвердить свое подозрение. Мне показалось, вы действительно что-то обнаружили.
— Полагаете, вы его подтвердили?
Он покачал головой, но это было удивление, а не отрицание.
— Почему вы здесь? — спросил я. — Думаете, я собираюсь опубликовать вашу сумасшедшую теорию под видом собственной? Я слишком стар, чтобы претендовать на медаль Филдса, [5] но вы, вероятно, думаете, что это материал для Нобелевской?
5
Присуждается ежегодно двум-трем математикам не старше 40 лет.