Шрифт:
(13) См., в частности, главу 4 в: Lacan J. The Ethics of Psychoanalysis. New York: Routledge, 1992.
(14) См.: Lacan J. Seminar XX: Encore. New York: Norton, 1998.
(15) Безусловно, любовь сама по себе может действовать в режиме универсального и исключения из него (вы по-настоящему любите кого-то, если вы не превращаете его/ее в центр вашего универсума, если вы даете понять, что готовы отказаться от него/нее во имя некоей высшей Цели). В этом состоит один из главных мелодраматических мотивов: мужчина достоин любви женщины, только если он достаточно силен, чтобы противиться искушению отказаться от всего ради нее, если он дает ей понять, что сможет прожить и без нее. Если же он бросит ради нее все и как раб последует за ней, рано или поздно она начнет презирать его…
(16) Письмо из личной переписки от 24 октября 2002 года.
(17) Rultmann R. Theology of the New Testament. Vol. 1. London: SCM, 1952. P. 264–265.
(18) См.: Santner F.. On the Psvchotheology of Everyday Life. Chicago: University of Chicago Press, 2001.
Глава пятая. Вычитание, иудаизм и христианство*
(1) Разве католический целибат (запрет на брак для священников и монахинь) не является совершенно антихристианским остатком язычества? Разве он не основывается на языческом представлении о жертве земными плотскими удовольствиями ради доступа к божестве иному jouissance?
(2) Согласно Юнгу Бог, сознательно заставив страдать Христа, тем самым заглаживает свою вину перед Иовом: «ибо, как человек должен страдать от Бога, так и Ног должен страдать от человека. В противном случае не будет между ними согласия». (Jung С. С. Answer m Job. Princeton: Bollingen, 1958. P. 39.) Здесь все происходит в рамках обмена: один страдает за другого…
(3) «Возвращенный рай» Мильтона интересен тем, что Сатана здесь принципиально иной персонаж, нежели в «Потерянном рае»: это больше не героический падший Ангел, а просто искуситель — если на то пошло. продолжением Сатаны из «Потерянного рая» является сам Христос. Тема обеих поэм одна и та же: как противиться искушению, и Христос преуспевает там, где Сатану подстерегает неудача. Христос не столько «второй Адам», сколько второй Сатана, он выигрывает там, где Сатана проигрывает. Внимание к теме верности и сопротивления искушению связывает «Возвращенный рай» с Книгой Иова: дело не только в том, что сопротивление Христа искушениям параллельно действиям Иова, можно также утверждать, что Сатана в «Возвращенном раю» это новый вариант четырех (трех?) друзей богословов, которые приходят утешить Иова, аргументы эти четырех «друзей» полностью соответствуют четырем искушениям Сатаны: земными удовольствиями. богатством, властью и собственно ложной религиозной жертвой (именно жертвой как актом обмена, как «расплатой» за грехи). Короче говоря, искушение присуще религии: Сатана гнездится в самой ложной теологии, и теологии, играющей роль идеологии. Аналогичным образом четыре друга предлагают Иову четыре основных типа оправдания идеологии, а Сатана искушает Христа четырьмя вариантами идеологии.
(4) Что же касается «исключения иудеев», то хочется рискнуть и предложить радикальную переинтерпретацию Фрейда, который полагал, что иудеи отреклись от первородного преступления (отцеубийства Моисея): что если даже альтернативные фрейдистские интерпретации, которые предлагают сильную гипотезу замещенного преступления (в действительности это Моисей был виновен в «отцеубийстве», убийстве фараона), неверны? Что если настоящим преступлением Моисея было не убийство, а УНИЖЕНИЕ фараона, публичная демонстрация его бессилия? Разве это не хуже прямого убийства: после убийства отец возвращается как действенная сила Закона, тогда как униженный отец всего лишь продолжает существовать в виде нелепого беспомощного экскремента? Что если такое унижение отца было предварительным условием становления иудаизма как первой великой религии, которая изначально и по большей части НЕ была государственной религией, а была религией группы вне государственной идентичности? Более того, что если ЭТО и делает проблематичной идею государства Израиль?
(5) Santner Е. Traumatic Revelations: Freud's Moses and the Origins of Anti-Semitism // Sexuation / ed. By Renata Salecl. Durham: Duke IT. 2001.
(6) Rosenzweig F. The Star of Redemption. Notre Dame: University of Notre Dame Press. 1985.
(7) См.: Hotell D. An Introduction to the Study of Paul. New-York and London: Continuum. 2000. P. 82.
(8) Rosenzweig F. Op. cit. P. 404–405. Конечно, этой цитатой я обязан Эрику Сантнеру, который детально развил понятие еврейской идентичности в выдающейся работе Psychotheology of Everyday Life. Любопытно, что понятие пребывания в остатке является также частью традиционной словенской национальной идентичности; болезненный шрам в истории Словении — это наступление контрреформации в конце XVI века, в результате которого треть словенцев была перебита. треть, чтобы остаться протестантами, эмигрировала в Германию, а остаток, накипь — те, кто пошел на компромисс со своей верой, — это и есть ныне живущие словенцы…
(9) Ibid. Р. 227.
(10) И разве Мартин Лютер Кинг в своем «Письме из бирмингемской тюрьмы» (1963) не приходит к тому же выводу?
«Из горького опыта мы знаем, что угнетатель никогда добровольно не даст свободу, ее должны потребовать угнетенные. Честно говоря, я никогда не принимал участия в движении «прямых действий», которые были «отлично скоординированы» с графиком тех. кто не страдал чрезмерно от болезни сегрегации. Много лет я слышу слово: «Ждите». Оно отзывается пронзительным эхом в ухе каждого негра. Это «ждите» почти всегда означало «никогда». Это был транквилизатор, талидомид, на мгновение снимающий эмоциональный стресс, — лишь для того, чтобы потом разнилось болезненное расстройство. Вместе с выдающимся правоведом прошлого мы должны наконец убедиться, что «слишком долго откладываемое правосудие есть отказ от правосудия». Более трехсот сорока лет мы ждали наших Богом данных и конституционных прав. Народы. Азии и Африки стремительно, с реактивной скоростью движутся к политической независимости, а мы все еще ползем, как старая телега, чтобы получить чашку кофе у буфетной стойки. Я догадываюсь, что тем, кто никогда не чувствовал жалящих уколов сегрегации, легко говорить: «Ждите». Но когда вы видели, как неукротимая толпа линчевала вашу мать и отца по своей прихоти и топила ваших братьев и сестер по своему капризу, когда вы видели, как налитые ненавистью полицейские безнаказанно сквернословят, бьют, издеваются и даже убивают ваших черных братьев и сестер; когда вы видите, что подавляющее большинство из двадцати миллионов ваших черных братьев задыхаются в тесной клетке нищеты посреди общества изобилия; когда вы вдруг чувствуете, что язык заплетается, а сами вы заикаетесь, пытаясь объяснить шестилетней дочери, почему она не может пойти в общественный парк развлечений, рекламу которого она видела по телевизору — и вы видите, как глаза ее наполняются слезами, когда ей говорят, что в парк развлечений цветных детей не пускают, и как на ее маленькое небо наползают первые облака чувства неполноценности, ее личность искажается под бессознательно развивающейся горечью по отношению к белым людям; когда вам приходится изобретать ответ на страшный в своей простоте вопрос пятилетнего сына: «Папа, почему белые так плохо обращаются с цветными?»: когда во время поездки через всю страну вы выясняете, что ночевать вам придется в машине, потому что ни один мотель не принимает вас; когда день за днем вы испытываете унижение при одном лишь виде глубоко ранящих знаков «Для белых» и «Для цветных», когда вашим первым именем становится «ниггер», средним именем становится «бой» (неважно, сколько вам лет), а последним — «Джон», и когда к имени вашей жены и матери никогда не прибавляется уважительное «миссис»; когда мысль о том, что вы негр, преследует вас днем и ночью, когда вы все время ходите на цыпочках, не зная, что может случиться в следующий момент, когда вас обуревают внутренние страхи и досаждают внешние обиды: когда вы бесконечно сражаетесь с убивающим чувством «ничтожности» — тогда вы поймете, почему мы считаем, что ждать трудно. Придет время, и чаша терпения переполнится, люди откажутся нырять в пропасть несправедливости, где они испытывают разъедающее чувство отчаяния. Я надеюсь, господа, вы можете понять наше законное и неизбежное раздражение.»
(11) Вероятно, на этом уровне нам следует обратиться к старому вопросу, который недавно, кажется, снова стал актуальным — о линии, которая разделяет животное и человека: на уровне позитивного существования различия нет, человек это тоже животное с особыми характеристиками и способностями; только с заинтересованной позиции существа, захваченного процессом, эта разница становится ощутимой.
(12) Возможно, наиболее меткий ответ христианству, его идее, что Мессия уже здесь, дал Кафка, заявивший. что Мессия обязательно придет, но будет это слишком поздно, когда человечество уже устанет его ждать, и его появление уже не будет иметь никакого значения, и он оставит людей безразличными.
(13) Цит. по: Jonas H. Mortality and Morality. Evanston: Northwestern University Press, 1996. P. 192.
(14) To же, что касается психоанализа женщины (маскарад женственности означает, что под множеством масок дама X не является недоступной, так как эти маски призваны скрывать факт, что скрывать-то нечего), относится и к ближнему: «тайны египтян были также тайнами и для самих египтян».
(15) Цит. по: Деррида Ж. Призраки Маркса. Государство долга, работа скорби и новый интернационал / пер. с франц. Б. Скуратова под общей редакцией Д. Новикова. Москва: Ессе homo, 2006. С. 96.