Ровесники обзаводились семьями, в то время как она, к огорчению матери, продолжала оставаться одна. В последнее время мать говорила об этом все реже, да и соответствующий возраст был уже на исходе, но раньше мать постоянно причитала, что никогда не увидит внуков. Где-то глубоко в душе Моника тоже сожалела об этом, хоть ни за что не призналась бы в этом ни матери, ни кому-нибудь другому.

Жить в одиночестве непросто. В культуре ли это заложено или нет, кто знает, но где-то глубоко в человеческой природе лежит основополагающая тяга к единению. Ее тело говорило об этом вполне внятно. После месяцев одиночества оно требовало прикосновений. Она же не была связана никакими обязательствами. И заводила несерьезный роман, чтобы слегка подсластить существование, но никогда не позволяла чувствам взять верх. Она признавала только контролируемую влюбленность и никогда не допускала, чтобы отношения стали играть слишком важную роль. Во всяком случае, для нее. Эта неукротимость вызывала у мужчин неизменный интерес, но никому не позволялось и близко подойти к той сердцевине, где обитала Моника-ребенок, где она тщательно прятала свои страхи.

И свои тайны.

С сексом проблем не было. В отличие от настоящей близости. Всегда наступал момент, когда равновесие нарушалось. Мужчина начинал звонить слишком часто, требовал слишком многого, делился надеждами, строил планы на будущее. И чем сильнее он проявлял интерес, тем прохладнее становились ее чувства. Она с подозрением наблюдала за тем, как растет энтузиазм партнера, — и в конце концов разрывала отношения. Потому что одинокая — это лучше, чем брошенная.

Ее называли снежной королевой, она считала, что это комплимент.

А потом ей встретился Томас.

Это случилось в поезде, в вагоне-ресторане. На выходные она отправилась к друзьям — в дружную семью, которая жила в деревне. Ехать решила поездом, чтобы в дороге прочитать статью о новых методах лечения фиброматоза. На обратном пути ей стало грустно — двое суток она наблюдала то, чего не хватало в ее собственной жизни. Собственное существование казалось ей незначительным. Она получила шанс остаться в живых — и им не воспользовалась. Впрочем, кто сказал, что она имеет право на счастье?

Решила выпить бокал вина в вагоне-ресторане, заняла место у окна. Он сидел напротив. Они не сказали друг другу ни слова, даже взглядами ни разу не обменялись. Она смотрела, как меняется пейзаж за окном. И почему-то каждой клеткой своего тела ощущала его присутствие. Она была не одна, их объединяло молчание. Ничего похожего она никогда раньше не испытывала.

Когда поезд подъезжал к ее станции, она встала и, бросив на него быстрый взгляд, направилась в вагон за сумкой. А на перроне он ее неожиданно догнал:

— Послушайте, простите, пожалуйста…

Она удивленно остановилась.

— Вы можете считать меня сумасшедшим, но мне показалось, что я должен попытаться…

Он выглядел растерянным, будто ситуация и ему самому казалась странной. Но потом набрался храбрости:

— Я хотел поблагодарить за компанию.

Она молчала, его беспокойство заметно нарастало.

— Мы с вами сидели напротив друг друга в вагоне-ресторане.

— Я знаю. И вам спасибо.

На его лице появилась широкая улыбка — он понял, что она его узнала.

Он снова заговорил, и в его голосе уже звучало оживление:

— Простите меня еще раз, но я хочу спросить, может быть, вы тоже почувствовали что-то похожее?..

— Что именно?

— Знаете… это трудно выразить…

Он снова немного растерялся, и она в ответ осторожно кивнула — и на его лице расцвела такая улыбка, от которой она должна была убежать без оглядки из одного лишь чувства самосохранения. Но она осталась на месте.

— Ура!

Он смотрел на нее так, словно она только сейчас внезапно появилась на перроне, а потом начал рыться в карманах. Быстро вытащил смятую квитанцию и, оглядевшись, ухватился за первого встречного:

— Извините, у вас не найдется ручки? Проходившая мимо женщина остановилась, поставила на землю портфель, открыла сумочку и вытащила дорогую ручку. Быстро нацарапав что-то на квитанции, он протянул Монике бумажку:

— Вот имя и телефон. Лучше бы, конечно, вы дали мне ваш, но просить я не смею.

Он вернул ручку, и женщина, улыбнувшись, пошла дальше.

— Томас, мобильный телефон… — прочитала Моника.

— Клянусь, если вы не позвоните, я никогда больше не посмотрю ни одного фильма с Хью Грантом.

Она не смогла сдержать улыбку.

— Так что запомните — вся его карьера теперь в ваших руках.

Несколько дней она колебалась. Жила как обычно, пыталась не замечать проснувшуюся симпатию, но, если честно, думала о встрече постоянно. В конце концов она убедила себя, что просто позвонит и что от одного звонка ничего плохого не случится. Они могут даже встретиться, всего один раз. К тому же тело уже давно тосковало, и это поможет ей набрать десять цифр.

В общем, через три дня она послала ему СМС.