5 мая.

Андрия молча ведет нас с Кариной по кривой улочке. С крыш лают собаки. В песке голышом возятся черные, словно жуки, дети. А вот и маленькая часовня. Внутри совсем немного людей (не то что на собраниях да маршах). Андрия покрывает голову и плечи черной кружевной мантильей, видимо, бабушкиной. Вишневые глаза полны слез. «Знаешь, Алесия, если североамериканцы нападут на нас, я умру сеньоритой. У меня еще никогда не было мужчины». М-да… Я-то, положим, умру вспаханным полем, но от этого, ей-богу, не легче. Хоть бы Рейнальдо позвонил из своего Чернобыля, мать его…

6 мая.

16:45. Словно услышал — приехал Рей из Ольгина. Впервые за два месяца выбралась в наш дом на Агилера, через два часа засобиралась обратно. Говорить больше не о чем. Глухая стена. Неужели, любимый, у нас не осталось друг для друга слов, кроме обидных? Дошла уже до автобусной остановки, но движение внезапно перекрыли: по центральному проспекту идут демонстранты. Пришлось вынести еще и это. От Парке-де-Сеспедес до площади Марти и дальше, на Феррейро, продефилировала толпа человек в полтысячи. Марш, как я разумею, призван продемонстрировать готовность масс защищать завоевания социализма. Тархету! Поместить на транспарант тархету и дать в руки вон той, с крашеными волосами, что идет впереди, выкрикивая лозунги:

— Вверх, вниз…

— …Янки — индюки! — хором заканчивают сотни луженых глоток.

— Слышится, ощущается…

— …Присутствие Фиделя!

Такой вот местный фольклор. Ой-е, а народ времени зря не тратит: девочки-подростки, идя стройными колоннами, успевают зазывно вертеть задками и ладонями отбивать ритм, сзади к ним пристраиваются вертлявые парни, кладут руки на плечи красоткам, а потом и ниже, девочки хохочут, не забывая, между тем, заученно выкрикивать:

— Пусть будет Фидель, пусть будет!

В ритме конго — молодцы! Политика под сексуальным соусом или секс, приправленный политикой. Национальное, так сказать, блюдо. Только меня от него уже воротит.

— У нас есть Фидель! Любим Фиделя!

Хлопки выстрелов. Барабанная дробь. Щелчки затворов. Лязг металлических тарелок.

— Фидель! Можешь поговорить с нами! Куба сегодня — образец социализма!

Кто бы сомневался... А что это там, на здании школы? Рядом с классикой жанра — «Социализм или смерть!» — висит новая нетленка: «Предпочитаем уйти из жизни раньше, чем падёт Фидель!»

Что ж, Фелипа, как сказано в одной народной сказке, — чай, теперь твоя душенька довольна?

00:10.Хочу, чтобы меня правильно поняли те компаньерос, которые найдут на столе мой дневничок, открытый на этой вот странице, если вдруг через несколько минут так называемая воздушная тревога вынудит нас сесть в их грузовик и ехать черт знает куда. Обязательно переведи им, Рейнальдо. Многоуважаемые! Хоть это не моя страна и меня никто об этом не спрашивает, все же считаю своим долгом заверить вас, что я лично ничего не имею против Команданте. Более того: вынуждена признать, что Фидель Кастро, если пользоваться языком газет, является одной из выдающихся фигур ХХ столетия, живой легендой и так далее. За одно то, что на протяжении нескольких десятилетий ему удается удерживать полуголодный народ с достаточно взрывоопасным темпераментом в абсолютном послушании на одной голой идее свободы этого полуголодного народа от другого, богатого и сытого, — за одно лишь это перед ним можно снять шляпу. Но поймите и вы меня, уважаемые товарищи: я приехала из страны, красноречивая история которой заставляет с подозрением относиться к идее обожествления императора. Сеньоры! Я приехала из страны, где человека достаточно долго лишали права на его собственную жизнь; где подогретое на костре фанатизма коллективное возбуждение умело переводилось в сумасшествие.

Североамериканцыне станут нападать на вас, кабальеро. Ни сегодня, ни завтра, ни через десять лет. Они не настолько тупы, чтобы вступить в драку с армией фанатиков, готовых совершить коллективное самоубийство. Нет, время Команданте закончится, так сказать, в силу естественного хода событий. И тогда… Не забывайте, товарищи: маятник, давший запредельную отмашку в одну сторону, обязательно качнется в противоположную ровно на столько же.

Ни миллиметром меньше.

7 мая.

«Войска выводятся».

Учения американцев в Гуантанамо закончились без всяких эксцессов, чего и следовало ожидать. Пришло время и мне выводить свои войска из этой не утомленной солнцем страны. Ответ, которого я ждала, — ответ на вопрос «Что мне делать дальше?» — наконец-то пришел, не во сне или медитации, а в виде вот этой газетной строки. Меня словно обожгло: вот оно! Войска выводятся. Не потребовалось интерпретаций ни по Юнгу, ни по Фрейду. Древний философ утверждал, что обстоятельства, в которых мы в данный момент находимся, есть то, чего мы достойны и чего сами себе желаем на самом деле. То ли изменилось что-то в моих неосознанных желаниях, то ли статус мой у Господа Бога повысился, но я вдруг почувствовала, что ни года, ни месяца не в состоянии больше оставаться здесь.

Esta bueno ya. С меня хватит.

Последним моим утром в Сантьяго я проснусь около пяти. Вот тогда и увижу лозунг. Он будет прикреплен поверх старого плаката на здании школы: «Abajo Fidel!»(«Долой Фиделя!).

Нет, этого просто не может быть. Я зажмурю глаза, ущипну себя за мочку уха. Лозунг останется висеть на прежнем месте. Первый порыв: разбудить мужа, свекровь — вот, смотрите! не вся Куба думает так, как вы! — быстро угаснет: а что, если он еще не успел спрятаться? Рейнальдо и Фелипа бросятся в СDR, полицейские начнут прочесывать квартал за кварталом… Нет! Я буду молчать. Беги отсюда, дружище, скорее беги, а у меня сегодня много дел: в девять тридцать отходит мой поезд на Гавану, а там — аэропорт Хосе Марти, а там… дальше не стоит загадывать; мы с тобой, неведомый товарищ мой, возможно, единственные в революционном Сантьяго хотим, чтобы комендантский час в нашей жизни поскорее закончился. И при этом мы до боли в висках, до обмирания сердца не уверены в своем будущем. Бежать отсюда, скорее бежать…