Глупых людей можно узнать по манере украшать гостиные собственным, не в меру большим изображением. постоянно напоминающим о значении и величии хозяина, и по стремлению лишний раз поставить свою подпись под любой, даже самой ничтожной бумажкой. Кстати, и то и другое было присуще Манучехру Доулатдусту. И уродливая коротышка Нахид-джан тысячи раз использовала эти замечательные достоинства своего супруга.

На её туалетном столике стоял небольшой его портрет в простой серебряной рамке. И, если Нахид нужно было что-нибудь получить от Мануча, она брала в руки этот портрет и смотрела на него влюблёнными глазами. Сердце Манучехра не выдерживало, начинало сладостно таять, и он, позабыв все расчёты, теряя свою плешивую голову, сдавался. Что поделаешь, ведь за любовь в этом мире тоже платят! Кроме того, господин Манучехр Доулатдуст знает, что любовь без сделок на взаимно выгодных условиях долго не продлится. А разве брак не есть выгодно завершённая сделка? Если нет, в чём же заключается тогда разница между мужем и первым уличным подметалой?

Не зря Нахид-джан слывёт в аристократическом мире Тегерана особой высоконравственной. Своей мягкой улыбкой и сладчайшими речами она пленит любого при первой же встрече. Именно эта способность и даёт ей возможность так усыплять бдительность супруга, что он даже не замечает слишком частых встреч жены с Хушангом Сарджун-заде. Она умеет так заговорить зубы всем своим друзьям и знакомым, что они, сами того не желая, становятся её единомышленниками. Зачем им вмешиваться в чужие дела? Что им за дело до того, какие отношения связывают женщину, держащую в руках богатого и влиятельного мужа, с бестолковым, несостоятельным юношей? А потом, женщины, которым что-то может быть известно, сами, слава богу, имеют какого-нибудь Хушаига [1] или Сарджун-заде [2] , о чём великолепно осведомлена Нахид, и, если дело дойдёт до разоблачения, она в долгу не останется. Если же об этом узнают мужчины, то это одно из двух: либо те, которые уже пользовались благосклонностью Нахид, либо те, которым предстоит пользоваться этим в будущем. Так или иначе, неразумно быть неблагодарными за полученное или заранее отказываться от возможности получить.

Впрочем, вряд ли Манучехр Доулатдуст не знал об отношениях жены с Хушангом. Но стоило ли из-за таких пустяков, как тонкие усики, чёрные глаза и брови юноши, расставаться с женщиной, оказывающей влияние на всё тегеранское общество и довольно энергично продвигающей по службе своего мужа? Нельзя сбросить со счетов и то, что, когда бедный Хушанг Сарджуи-заде поднимался по административной, политической и общественной лестнице, он пользовался поддержкой Манучехра Доулатдуста. И может ли Манучехр Доулатдуст теперь сбросить с крыши верблюда, которого сам туда затащил? Бедный Хушанг так же необходим ему, как сам он и его жена — аристократическому Тегерану. Да и как может человек, подобно господину Доулатдусту владеющий домом на проспекте Шах-Реза, садом в Дербенде, поместьями в Верамине, Араке, Зенджане и Ардестане, автомобилем кадиллак последнего выпуска, имеющий, слава богу, наглую, не считающуюся с общественным мнением жену, большую серую овчарку, похожую на волка, хозяйственную и верную служанку Мах Солтан, человек, связанный с высшими кругами общества, непременный гость на всех свадьбах в клубе «Иран» и в офицерском собрании, возбуждающий зависть тысяч тоскующих сердец, — как может такая персона не иметь хотя бы одного Хушанга? Да, одного бледного, хрупкого, с тонкими, как у паука усиками Хушанга? Разве не имеют другие по три, по четыре? Честь и хвала ханум, что она довольствуется лишь одним.

Правда, в этом виноват и сам злополучный Манучехр Был бы он неграмотным, нанял бы четырёх секретарей, и тогда ханум могла бы заняться ими. Или поместья — накупил их где-то у чёрта на куличках, единственное близкое — в Верамине [3] , но и там нельзя же держать больше одного управляющего! Манучехр не военный и поэтому не имеет трёх ординарцев, не учитель, у которого сотни учеников, и даже не издатель газеты, содержащий десяток корреспондентов и фотографов. Он не начальник канцелярии, не генеральный директор, не чёрт, не дьявол, чтобы им подохнуть, и, конечно, у него нет тридцати штатных и нештатных служащих. Он всего-навсего депутат от захолустного городишка, находящегося так далеко, что уже десяток лет оттуда никто не заглядывал в Тегеран. Естественно, при таких условиях бедной ханум Нахид довольно трудно выбрать кого-нибудь для себя. Поневоле приходится довольствоваться одним этим Хушангом Сарджуи-заде, таким тщедушным, что ткни его пальцем — и он рассыплется. Единственная надежда ханум — это попасть и в нынешнем году в Америку. О, там она, даже будучи безъязыкой, хоть на время избавится от мучительного тегеранского аскетизма.

В прошлом году Нахид нашла хороший выход: ей удалось ввести в дом двух репетиторов для Фарибарза и Виды. Но этот щенок Фарибарз и худосочная Вида помешали её счастью, они в один голос заявили, что не хотят брать уроков. Они, видите ли, слишком устают в школе, и ежедневные дополнительные занятия дома их совсем утомят. Негодники день и ночь изводили мать, просили отказать репетиторам, грозили уйти из дому и покрыть её позором.

Нахид сначала не сдавалась. Но как-то раз дети действительно не пришли домой. Она сперва даже обрадовалась, избавившись от посторонних глаз хоть на одну ночь, но вот прошло четверо суток, а Фарибарз и Вида всё не возвращались! Тогда Манучехр и Нахид решили, что дольше молчать нельзя. Да и разве можно двадцатилетнему парню и семнадцатилетней девушке слоняться по большому городу, где из каждой двери льётся поток злобы, зависти и вражды в адрес господина Манучехра Доулатдуста и его милой жены Нахид? Завистники могут наговорить бог весть что, а отвечать-то придётся бедным родителям!

Манучехр и Нахид заявили в полицейское управление, позвонили в полицейский участок, известили редакцию газеты «Эттелаат», даже дали объявление в «Журиаль де Техран»! Они обратились за помощью ко всем жителям города, к правительству — официально и неофициально. После десяти дней бесплодных поисков от беглецов пришло письмо: «Если вы откажете репетиторам и дадите обещание никогда не заставлять нас учить уроки и ходить в школу, мы прекратим забастовку и вернёмся домой».

Так оба репетитора пали жертвой каприза избалованных отпрысков. Отец делает им поблажки, поэтому они не считаются с матерью, а мать балует и побаивается их, оттого они не признают отца за человека.

Словом, с того дня Нахид-ханум вынуждена страдать, ограничивая себя одним-единственным Хушангом Сарджуи-заде. Разве всё предусмотришь! Жизнь в Иране таит в себе тысячи неожиданностей. Мог ли кто-нибудь, например, предположить десять лет назад, что сын торговца шнурками для штанов из лавчонки около базарной ямы превратится во влиятельнейшее лицо политического аппарата Ирана, а о его уродливой, опустившейся жене, которая была посмешищем даже в цыганском квартале, заговорят в аристократических кругах Тегерана?

Бог, творящий подобные чудеса, ещё существует! Пока не прикрыли двери божьего дома, путь с неба на землю ещё открыт. И если бог не пошлёт другую милость, то радость в виде самолётов из Лондона, Парижа или Нью — Йорка может спуститься на землю и принести нам особ поважнее ныне властвующих, особ, подкупленных иностранцами.

Через год-два Фарибарз женится и у него будут свои заботы. Выйдет замуж и Вида, хотя она и недалёкая девица. Вот тогда-то бедная мать, принявшая из-за детей столько мук, вздохнёт свободно и поживёт в своё удовольствие. Захочет — приведёт в дом репетиторов для детей служанок, для самих служанок, и никто не будет предъявлять ей претензий. Правду говорят: пока человек жив, дети терзают его душу, а ушёл в мир иной — прибирают к рукам наследство.