Тут молодой Морган услышал, как где-то внизу, на тропинке, упал камень, задетый, очевидно, человеческой ногой. В следующий момент Фрэнсис узнал в том, что еще осталось от пеона, то несчастное существо, которому он отдал половину виски из своей фляжки.

— Ну, амиго, — сказал Фрэнсис на местном наречии. — Похоже на то, что они гонятся за тобой?

— Они убьют меня, забьют меня до смерти, они разъярены, — лепетал несчастный. — Вы для меня друг, вы для меня отец, вы для меня мать. Спасите меня!

— Ты умеешь стрелять? — спросил Фрэнсис.

— Я был охотником в Кордильерах, прежде чем меня продали в рабство, сеньор, — ответил пеон.

Фрэнсис передал ему револьвер, указал прикрытие и приказал не стрелять, пока он не будет уверен, что не промахнется. В это время в его голове проносились далекие от этих мест мысли: «В Тарритуане сейчас начинается игра в гольф. Миссис Биллингем сидит на веранде клуба и раздумывает, как ей наверстать те три тысячи очков, на которые она отстала, молит Бога послать ей удачу. А я здесь — о Господи! Господи! — прижатый к нефтяному потоку».

Эти размышления сразу оборвались, как только на тропинке появились начальник полиции, Торрес и жандармы. В то же мгновение Фрэнсис выстрелил из винтовки, и так же мгновенно они скрылись. Он не знал, попал ли в кого-то или они просто отступили. Преследователи вовсе не собирались нападать, они пока прятались в кустарнике. Фрэнсис и пеон делали то же самое, укрываясь за кустами и скалами и часто меняя позицию. К концу первого часа у Фрэнсиса оставался всего один патрон. У пеона, благодаря угрозам и предупреждениям Фрэнсиса, было еще два патрона в револьвере. Но этот час Фрэнсис выиграл для Леонсии и ее родных, будучи совершенно уверен, что сможет в любой момент перейти вброд нефтяную реку и скрыться. Таким образом, все обстояло относительно благополучно и продолжало бы так обстоять, если бы сверху вдруг не нагрянул новый отряд людей. Спускаясь вниз, они стреляли из-за деревьев. Это был гасиендадо со своими соседями, гнавшийся за беглым пеоном. Но Фрэнсис думал, что его преследует другой полицейский отряд. Выстрелы, которыми они его осыпали, казалось, подтверждали такое предположение.

Пеон подполз к нему и, показав, что в револьвере осталось еще два патрона, вернул ему оружие, попросив коробку спичек. Затем он дал понять, что Фрэнсису следует перейти ущелье и выбраться по другой его стороне. Наполовину угадывая его намерения, молодой человек послушался, выстрелил со своей новой, более выгодной позиции в полицейский отряд в последний раз и зашвырнул винтовку далеко в овраг.

В следующий момент нефтяная река запылала с того места, где пеон поднес к ней спичку. Еще через минуту источник выбросил фонтан горящего газа. И, наконец, из самого оврага вырвался пламенный поток и устремился на отряд Торреса и начальника полиции. Опаленные жаром Фрэнсис и пеон вскарабкались по противоположной стороне оврага, обошли пылающую тропу, затем снова вышли на нее в безопасном месте и побежали мелкой рысцой.

В то время как пеон и Фрэнсис в полной безопасности передвигались по тропе, проходящей в овраге, который пониже того места, куда стекала нефть, превратился в огненную реку, начальнику полиции, Торресу и жандармам пришлось спасаться, карабкаясь по крутой стене оврага. В то же время отряд гасиендадо, преследующий пеона, был вынужден податься назад и подняться вверх, чтобы спастись от ревущего в ущелье пламени.

Пеон все оглядывался назад через плечо, пока не указал с радостным криком на второй столб черного дыма, поднимавшийся в стороне от первого горящего источника.

— Еще! — хихикал он. — Есть и еще источник, и все они запылают. Все их племя, все они заплатят за мое избиение. А дальше — целое озеро нефти — как море, как Юкатан!

Тут Фрэнсис припомнил слова гасиендадо о нефтяном море, вспомнил, что оно заключало в себе по меньшей мере пять миллионов бочек нефти, из-за отсутствия транспорта еще не отправленных к морю и находящихся в естественной впадине под открытым небом: нефть сдерживалась только дамбой…

— Какая тебе цена? — спросил он пеона.

Тот не понял.

— Сколько стоит твоя одежда и все, что на тебе?

— Полпезо. Нет, половину полпезо, — горестно признался пеон, глядя на то, что осталось от его лохмотьев.

— А что у тебя есть?

Бедняга пожал плечами, признаваясь в полной своей нищете, и горестно добавил:

— У меня есть только… долг. Я должен двести пятьдесят пезо. Этим я связан на всю жизнь, проклят на всю жизнь, как человек, больной раком. Из-за этого-то долга я и стал рабом гасиендадо.

— Пустяки! — не мог не усмехнуться Фрэнсис. — Ты стоишь меньше нуля; твоя цена — отвлеченная отрицательная величина, не имеющая вне математического представления реального смысла. И вот ты сжег сейчас нефти не менее чем на миллионы пезо. А если почва рыхлая и пласты сдвинутся, то нефть будет просачиваться и из самой скважины, и тогда должно загореться все нефтяное поле, а это уже миллиарды долларов. Да, для существа, ст'oящего на двести пятьдесят долларов меньше нуля, ты молодец, ты мужчина!

Из всего этого пеон понял только последние слова.

— Да, я мужчина, — сказал он, выпячивая грудь и вскидывая истерзанную голову. — Я мужчина из племени майя.

— Ты? Из индейского племени майя? — насмешливо усомнился Фрэнсис.

— Я наполовину майя, — неохотно признался пеон. — Мой отец чистокровный майя. Но женщины племени майя в Кордильерах ему не нравились. Он полюбил женщину смешанной крови из долины, и родился я. Но она изменила ему с негром из Барбадоса, и отец вернулся в Кордильеры. Как и моему отцу, мне суждено было полюбить женщину смешанной крови из долины. Ей нужны были деньги, а я обезумел от страсти. И тогда я продался в пеоны за двести пезо. Пять лет я был рабом, меня били. И что же? К концу этих пяти лет я должен был уже не двести, а двести пятьдесят пезо!