Из показаний Александра Лебедя: «…Все были возбуждены… Грачев был тоже возбужден. Он сказал, что вот прибыл его заместитель, который все доложит. Присутствующих интересовала обстановка вокруг Белого дома и его охрана. Я доложил, что внутри здания находится около 700 человек, вооруженных стрелковым оружием, включая и пулеметы, а снаружи 50-тысячная толпа людей. Никакой штурм здания невозможен. На это Варенников грубо заявил мне: “Ты генерал, должен быть оптимистом, воодушевлять людей, а проявляешь пессимизм!”»

Из показаний Владислава Ачалова: «Я со своего места наблюдал, кто как себя ведет и как выступает. Все происходящее казалось мне авантюрой. Чувствовалось, что со стороны КГБ всерьез и круто, но готовности никакой. Вообще от всего происходящего становилось не по себе».

Когда человеку в погонах становится «не по себе»? Тогда, когда он видит, что «круто» заваривают одни, а втравляться непосредственно в дело и умирать явно предназначается не им («готовности никакой…»), а другим. (По некоторым прикидкам того дня выходило, что при штурме погибнет 50 % участвующего в нем спецназа.)

«Генерал Виктор Карпухин (напомню – начальник группы “Альфа”. – М. Ч.) доводил до сведения личного состава поставленную задачу.

– Говоря о предстоящем штурме, – свидетельствует начальник отделения группы “Альфа” Анатолий Савельев, – он, бравируя, заявил, что задача несложная. Здание Верховного совета РСФСР устроено по примитивному коридорному типу. По обе стороны коридора расположены кабинеты. Ориентироваться и действовать нетрудно».

Офицер, руководивший в начале года в Вильнюсе захватом телецентра, спросил, есть ли письменное разрешение на штурм. Потому что в Вильнюсе перед штурмом «бойцам показали распоряжение, подписанное президентом СССР».

Из показаний начальника отделения [ «Альфы»] Леонида Гуменного: «Мы стали возмущаться. Карпухин закричал, что мы стали слишком много говорить, что там, возле здания Верховного совета, молодежь, студенты, как он выразился, сосунки, которых мы быстро раскидаем».

Но командир «Альфы» ошибался.

В тот знаменательный день, когда у Белого дома кончился огромный митинг, один из его организаторов обратился к собравшимся с такими примерно словами:

– Прошу остаться офицеров запаса и ветеранов Афганистана, десантников. Нужно договориться конкретно о ночной обороне Белого дома.

Из личных воспоминаний. До этого я думала прийти сюда ночью. И очень хорошо помню, как после этих слов решила не идти, подумав (свою мысль запомнила, если можно так сказать про мысль, дословно): «Зачем я буду болтаться под ногами у “афганцев”?»

То есть – мне стало ясно, что готовится серьезная, профессионально продуманная оборона. «Афганцев», совсем недавно выведенных из Афганистана и не разучившихся стрелять, в Москве было немало. Эти люди, многократно отправлявшие на родину груз 200 – цинковые гробы с телами погибших друзей, – имели к советской власти свой тяжелый счет.

И в десять вечера я решила все-таки пойти туда на ночь только потому, что услышала (с опозданием) про комендантский час. Стало ясно, что после 23 часов могут многих похватать – и тогда людей у Белого дома может оказаться меньше, чем нужно. (Комендантский час у них не получился – на его подготовку требуется, оказывается, не менее двух суток. Но тогда этого никто из нас, разумеется, не знал.)

…Никогда не забуду, как, дойдя до баррикад, я с изумлением увидела рядом с ними памятник с фигурами погибающих в 1905 году на баррикадах Красной Пресни… В чугунные пальцы девушки кто-то уже воткнул красную гвоздику.

В Белом доме был сформирован штаб самообороны. «Оборона была организована по военному принципу. Штаб разбил добровольцев на взводы и роты. Охрана каждого из подъездов здания Верховного совета поручалась двум-трем взводам и огневым группам, вооруженным бутылками с зажигательной смесью».

Иными словами – десантникам генерала Лебедя собирались противостоять тоже десантники, и в немалом количестве…

«…В бутылках был бензин с пищевым желатином. Бензин наливали из баков автомашин. Желатин покупали в расположенных поблизости магазинах на собранные пожертвования.

Водка, прихваченная кое-кем на баррикады “для храбрости”, изымалась и выливалась в Москву-реку или передавалась в госпиталь самообороны. Штаб старался не допускать пьяных на баррикады. КГБ распространял провокационные слухи о том, что у Белого дома скопилось большое количество “пьяных хулиганствующих элементов”. Таким образом готовилась почва для оправдания применения силы.

В первую ночь, на 20 августа, ряды защитников были еще не столь значительны. Но 20 августа, после грандиозного митинга, на защиту Белого дома ринулись тысячи москвичей. Баррикады, еще вчера сугубо символические, превратились в довольно мощные и запутанные сооружения, которые преодолеть было непросто. Подступы к ним перегораживались тяжелыми грузовиками, кранами, асфальтовыми катками, железобетонными балками. Тащили всё, что попадало под руку. В баррикаде оказался даже памятник Павлику Морозову, стоявший в сквере у здания Верховного совета РСФСР. <… >