Что-то из рассказанного Макгинли вдруг эхом отдалось в голове Лэпсли. Что-то о детоубийце, Майре Хиндли, которая вовсе не умерла от туберкулеза, а живет себе под новым именем где-то в Уэльсе.

— Значит, вы их все равно освобождаете, — растерянно пробормотал он.

— Приходится. Мы принимаем все возможные меры предосторожности, но жизнь есть жизнь. Бывает, дела идут наперекосяк.

— А моя убийца?

Гехерти снова посмотрел на часы.

— Время уходит, — сказал он.

— Удовлетворите мое любопытство. Кто она?

— Вы с ней знакомы. Неужели не помните? Вы работали в Ассоциации старших офицеров полиции, сортировали данные на рецидивистов. Сказать по правде, мы хотели предложить вам работу, но ваше состояние здоровья нас остановило. Вы беседовали с несколькими пожизненными заключенными, пытаясь выяснить, нет ли психологического теста, при помощи которого можно определить вероятность, станет ли тот или иной человек убийцей. И вы с ней беседовали.

Вкус личи — почти невыносимо сладкий и отвратительный, словно что-то гнилое в патоке.

— Мэдлин… Поул?

— Мэдлин Поул, — подтвердил Гехерти.

— Бродмур. Сколько… двадцать лет назад. — Он не забыл женщину средних лет, маленькую и похожую на птичку. Она была очень вежливой, очень старомодной, и ее голос отдавал вкусом личи. — Это было в самом конце Второй мировой войны. Ее бабка сошла с ума и убила всех сестер и братьев Мэдлин в саду их дома, отрезала им пальцы секатором и наблюдала, как они до смерти истекли кровью. Мэдлин единственная выжила, потому что мать вернулась с работы.

Вызвали полицию, и пока они ехали, Мэдлин приготовила для бабки питье из каких-то ягод, которые росли в саду. Она сказала ей, что это аралия, но это оказалось чем-то ядовитым. Бабка умерла, прежде чем полиция успела ее увезти. Все решили, что произошел несчастный случай и Мэдлин просто старалась помочь, но в следующие несколько лет она стала вести себя все более странно и десять или двенадцать пожилых женщин в их деревне умерли таким же образом. Она словно решила, что все пожилые женщины несут угрозу и нужно от них избавляться. Такова была логика девочки, которая лишилась рассудка, видя, как ее родных жутким способом убивает женщина, которая должна их оберегать. Какое-то время спустя кто-то обо всем догадался, и ее выслали. В Бродмур. — По мере того как его голос становился громче, рот заполнял знакомый сухой, металлический вкус. — Она умерла пятнадцать лет назад от сердечного приступа… По крайней мере так было объявлено в газетах… Но она не умерла! Вы это хотите сказать? На самом деле вы выпустили ее на свободу?

— Потому что мы не считали, что она все еще опасна. И потому что нам нужно было место. — Гехерти вдруг словно постарел. — Это было еще до меня.

— Это не оправдание.

— Это не оправдание… Это объяснение. Ее смерть была сфальсифицирована. Мы даже устроили ее могилу у церкви, возле которой она выросла. И сделали новые документы. Мы нашли ей работу официантки в Ипсуиче и хорошую квартирку. И мы наблюдали за ней… интенсивно в течение трех месяцев, а затем выборочно. И потом, решив, что наше внимание притупилось, она исчезла. Оказывается, она несколько месяцев примеряла на себя новую личину и отбросила ту, что сделали ей мы, а влезла в подготовленную ею. С тех пор мы ее ищем.

— А я ищу ее сейчас. Мы должны работать вместе.

Гехерти покачал головой:

— Единственная причина, по которой вы ее ищете, — это наша просьба начальнику полиции Роузу поставить вас на это дело. Вы были знакомы с ней. Вы с ней разговаривали. Если кто-то и мог бы понять, что у нее на уме, так это вы.

— Ну так дайте мне ее поймать.

— Вы установили, где она находится. Это все, что нам нужно. Если вы сейчас ее арестуете, она пойдет под суд и все выплывет на поверхность. Если мы поймаем ее, она просто исчезнет. Навсегда.

— Это не правосудие.

— Но это заслуженно.

Лэпсли в упор посмотрел на Гехерти:

— Я не могу позволить, чтобы это случилось.

Гехерти кивнул:

— Я и не прошу вас об этом. Я просто сообщаю вам. Или, скорее, главный детектив-суперинтендант Роуз в данный момент принимает звонок министра, который предлагает ему прикрыть это дело. Все закончено. С этого момента мы займемся им.

— Через мой труп, — бросил Лэпсли.

— Нет… через труп вашей карьеры, — поправил Гехерти и улыбнулся.

— Тебе лучше? — донесся из кухни голос Юнис.

Дэйзи сидела в полупустой передней дома Юнис с зажатой в руках чашкой с чаем. Ее подташнивало. Единственное, что представало перед ее внутренним взором, было кладбище.

Церковный двор и надгробие.

Надгробие с именем Мэдлин Поул.

— Даже… не знаю, — пробормотала Дэйзи. Ей показалось, что ее собственный голос прозвучал откуда-то издалека. Или, возможно, из далекого прошлого. Что-то случилось с ушами: все звуки были приглушенными, далекими и неотчетливыми. Руки дрожали.