– Осмелюсь добавить, – повернулся к ним Зедделер, разбирая вожжи, – что великий князь Сергей Михайлович по одному мановению твоих ресниц сделается твоим верным рабом.

– Да и мановения никакого не надо, – усмехнулась Юлия. – Он и так ее раб, причем уже давно. Верно, Малечка? Да только ей это ни к чему. Она ждет Ники…

– И буду ждать! – упрямо сказала сестра. – Вот когда он вернется и я пойму, что совершенно ему не нужна, тогда смогу с чистой совестью посмотреть в другую сторону.

– Моя верная маленькая Маля, – ласково сказала Юлия, – ты совершенно права. Но все же нужно иногда позволять себе небольшие радости жизни.

– А я что сейчас делаю? – усмехнулась Маля. – Кстати, куда мы едем?

– На урок итальянской техники к Чекетти, – серьезно сказал Зедделер, и сестры расхохотались.

Они прекрасно понимали, что их ждет кафе-шантан, или оперетка, или цыганский хор, или просто ресторанчик, или небольшой бал, где непременно окажутся в большом количестве приятнейшие кавалеры, а в их числе непременнейше – великий князь Сергей Михайлович, который появлялся в поле Малиного зрения ежедневно или на таких внезапных вечеринках, или приходил в театр, когда она танцевала, или просто останавливал карету около ее дома и сидел в ней, ожидая, когда девушка выйдет из дому.

Сергей Михайлович ничего не говорил о своей любви, но это было видно невооруженным глазом. Одна только Маля ничего не замечала – вернее, не хотела замечать. Она знала, что если даст себе волю, то непременно влюбится в Сергея. Невозможно было не ответить на эту откровенную, безрассудную страсть. Но всей душой она принадлежала другому. И хоть велика была ее досада на Ники, который уехал так внезапно, покинул ее в ту минуту, когда она жаждала ему принадлежать, Матильда все же не могла проститься с мечтой о нем и считала необходимым хранить ему верность. Она старалась даже не думать о том, чего в этом решении было больше: любви к Ники с его странными то серыми, то голубыми, то зеленоватыми глазами и нежной улыбкой или любви к наследнику престола, который удостоил ее своим вниманием, которое тешит ее тщеславие и сулит в будущем еще большие утехи.

Если он вернется к ней! Если вернется…

А если нет? Ну, если нет, она будет выглядеть ужасно глупо, сидя, как Спящая красавица, в башне своего одиночества и ожидая прекрасного принца. Поэтому Маля отнюдь не изображала из себя страдающую влюбленную, а принимала жизнь такой, какой она ей открывалась, со всеми радостями, печалями, интригами и открытиями.

Это был первый сезон Кшесинской-второй на Императорской сцене. Ей еще не давали главные партии, но все же поручали интересные роли, в которых она могла показать свои способности. Например, в балете «Спящая красавица» в первом акте она танцевала фею Кандид, во втором – маркизу, а в последнем исполняла танец Красной Шапочки с Волком. Кроме того, Маля, как все балетные молодые артистки, принимала участие в оперных спектаклях, когда постановка предполагала танцы. Только за один сезон 1890/91 года она участвовала в двадцати двух балетах и двадцати одной опере, что было благосклонно отмечено «Ежегодником Императорских театров».

И она, и старшая сестра продолжали жить у родителей после окончания школы, и те по-прежнему считали их еще маленькими девочками и несмышленышами. В свободные от выступлений вечера им разрешалось выходить только к близким знакомым, да и то с провожатыми.

Но сестры все же находили разные уловки, чтобы обмануть бдительность родных. Если хотелось пойти куда-нибудь повеселиться, куда их могли и не пустить, они выдумывали, будто их пригласили куда-нибудь, куда им наверное разрешили бы отправиться. А если надо было ехать в вечерних платьях, то девушки поверх надевали длинные пальто, шли прощаться к родителям в таком виде, а вернувшись домой, быстро снимали свой вечерний туалет и отправлялись пожелать родителям покойной ночи уже в ночных рубашках и пеньюарах. Маля называла это: на деле разыгрывать «тщетную предосторожность».

Все это было так занятно, так полно волнений и страхов, что выезды приобретали для девушек еще большую прелесть.

Разумеется, жизнь не могла состоять из одних развлечений, главным в ней все же была работа.

Маля была по-прежнему увлечена итальянской техникой с ее особой виртуозностью, пленявшей публику, и начала заниматься у маэстро Энрико Чекетти, продолжая при этом бывать в классах для артисток у Христиана Петровича Иогансона, которого всегда, еще со времен учебы в училище, очень любила и ценила.

Старик ревновал ученицу к итальянцу, и сдержать ревность ему удавалось не всегда. Однажды Маля опоздала, и учитель с внешним, плохо удававшимся ему спокойствием сказал:

– Если вам не нравится мое преподавание, то я могу с вами не заниматься совсем.

Мале стало и стыдно, и больно, и с тех пор она перестала ходить заниматься к Чекетти, чтобы не огорчать Иогансона, а итальянскую технику разучивала одна.

Сезон закончился – и Малю ожидал очень приятный сюрприз. Ее крестный отец, Иосиф Стракач, большой друг ее отца и поклонник его искусства, владелец большого бельевого магазина в Санкт-Петербурге, пригласил девушку поехать с ним за границу. Он обожал свою крестницу и очень хотел доставить ей удовольствие.

Путешествие началось с Биаррица. Оттуда отправились в Лурд – помолиться перед Чудотворной Мадонной, где Маля дала себе слово: всегда, если окажется поблизости от Лурда, ездить туда. Затем путешественники побывали в Риме, в Милане, где пошли в театр «Ла Скала», объездили много красивых мест в Италии и закончили путешествие в Париже, где у Стракача были дела.

И вот наконец они воротились в Петербург, где Малю ожидало письмо от Сергея Михайловича с просьбой: незамедлительно по прибытии сообщить ему и встретиться с ним, потому что от наследника получены известия, которые непосредственно касаются ее персоны.