Даже вполне официальные лица — чиновники на государственной службе — способствовали нелегальным сношениям декабристов. Так, в 1835 г. возникло «подозрение на канцеляриста почтовой конторы Скопина в провозе будто бы им писем от государственных преступников». [186] Действительно, Скопин, бедный человек, часто ездил в Вятку, Москву, Санкт-Петербург, заворачивая перед этим в Петровский завод. 23 марта 1835 г. его обыскали в Вятке, нашли какие-то письма на имя Реброва, Елисеева, Юдина; подозреваемый отвечал сбивчиво, однако в непосредственных и предосудительных связях с петровскими жителями уличен не был.

Выше уже говорилось о Варваре Шаховской как о главной посреднице в нелегальных сношениях декабристов. Среди ее писем в Отделе рукописей Библиотеки имени В. И. Ленина сохранилось несколько, в которых есть слова, написанные особым составом между строчками: о свиданиях с декабристами, проезжавшими через Верхнеудинск (где тогда жила Шаховская), и т. п. Разумеется, об этом не мог не знать муж ее сестры — Александр Николаевич Муравьев. Раскаявшийся декабрист, попав в сибирскую ссылку без лишения чинов и званий, заваливал верноподданническими письмами царя и Бенкендорфа. «Чистосердечное раскаяние» дало быстрые результаты: уже в ноябре 1827 г. Муравьев был допущен к государственной службе. Однако при всем этом он не забывал бывших товарищей, стремился облегчить их участь, в доме Муравьева находили приют жены, направлявшиеся на каторгу к мужьям.

Известно, что многие родственники осужденных просили о свидании. «Ехать может, но с тем, чтобы не возвращаться в Россию», — ответил Николай I матери Василия Ивашева. [187] Мать Камиллы Петровны именно так и поступила: в 1838 г. она перебралась к детям в Туринск, на поселение. В том же 1838 г. Ивашевых навестила сестра Василия Петровича — Е. П. Языкова, пробравшаяся в Сибирь тайно, с казанскими купцами. [188] Позднее, когда строгости в отношении декабристов несколько поубавились, их навещали сестра Волконского, дочь М. К. Юшневской (вместе со всем своим семейством), сыновья Якушкина, дети Давыдовых и многие другие.

Родные и знакомые, столичные чиновники, направлявшиеся с ревизией в Сибирь, ехали нагруженные посылками и письмами. И Михаил Лунин имел все основания писать о том, что у сибирских изгнанников отняли «звание, имущество, здоровье, отечество, свободу, но не могли отнять у них любовь народную. Она обнаруживается благоговением, которым окружают их огорченные семейства; религиозным чувством, которое питают к женам, разделяющим заточение мужей своих; ревностью, с которой собирают письмена, где обнаруживается животворящий дух изгнанников». [189]

Ссылка революционеров не привела к их изоляции, на что надеялось правительство, она будила общественное мнение, вызывала сочувствие и поддержку.

Долгие годы, проведенные вместе с мужьями в заточении, были для женщин трудной, но хорошей школой, не только обогатившей их житейским опытом, но и развившей в них чувство активного протеста.

1832 год был годом окончания каторжного срока для двадцати заключенных Петровского завода, осужденных по пятому разряду. Из женатых уезжал Андрей Розен с семьей.

«Государственного преступника» сопровождал «статейный список», составленный Лепарским. В графе «Приметы» записано следующее: «Ростом 2 аршина 9 1/2 в[ершка]. Лицом бел, волосы на голове, бровях светло-русые, нос продолговатый, глаза голубые, талии стройной». В графе «Холост или женат»: «Женат на Анне Васильевой, дочери статского советника Малиновского, имеет детей — сыновей Евгения, дворянина, и Кондратия, рожденного в Сибири. Первый находится в России, а второй при матери». [190]

Прощались со слезами — от предстоящей разлуки и трогательной заботы товарищей. «Дамы наши крепко боялись за ее (А. В. Розен. — Э. П.)здоровье, за состояние, в коем она была с маленьким ребенком, в ожидании иметь скоро другого…» [191] Всех больше беспокоилась А. Г. Муравьева: прислала складной дорожный стул, предложила тысячу вещей, уговаривала при плавании через Байкал взять корову, дабы младенец в любое время мог иметь парное молоко… К. П. Торсон сделал для маленького Розена морскую койку. Н. А. Бестужев — винты и пряжки, превратившие ее в надежную висячую люльку.

Сын Кондратий, названный в честь казненного Рылеева, родился в сентябре 1831 г. в Петровском заводе. Второй сын появился на свет по пути в Курган, в деревне Фирстово под Тобольском.

…Розен познакомился с Анной Васильевной в 1822 г. через сослуживца — И. В. Малиновского, ее брата. Она говорила и читала по-английски и по-французски всю лучшую иностранную литературу, а из русских писателей восхищалась Карамзиным и Жуковским. А. В. Малиновская-Розен выросла в высококультурной семье, среди книг, ученых разговоров и дискуссий. Ее отец был хорошо известен не только своей образованностью, но и передовыми взглядами, антикрепостническими настроениями.