В первую неделю на Руйе я успевал только сделать два-три глотка кофе, а там уже все в сборе, и Томпсон кричит, чтобы мы забирались в кузов «мерседеса», и Мкондо включает рокочущий мотор, и мы, ежась от утреннего холодка, несемся по нескончаемой горбатой колее к лагерю старины Нормана. Всю первую неделю было вдоволь четких следов, и, хотя работа следопытов осложнялась множеством скалистых холмов, расселин и оврагов, к полудню, в крайнем случае, в начале второй половины дня, нам всякий раз удавалось выйти на носорога, и старина Норман приезжал за нами и еще до полуночи доставлял нас вместе с нашей добычей в Ньямасоту. В первые четыре дня мы отловили четырех крупных самцов, так что загон был полон негодующих носорогов; они сопели и фыркали на нас, каждый в своем отсеке, и пытались добраться до соседа через просветы между бревнами, и грозный рог таранил бревно или проскакивал в щель, и весь загон ходил ходуном. А ночью мы слышали, как они в лунном свете окликали друг друга, тихо взвизгивая. Звери подбадривали друг друга, жаловались друг другу. Когда в загоне не осталось свободных мест, мы перегнали носорогов в большие клетки, затем погрузили клетки на машины — работа на целый день, — и караван грузовиков отправился в безостановочный тысячекилометровый рейс до заповедника Гона-ре-Жоу. И помаялись же мы, перегоняя в клетки брыкающихся и бодающихся зверей; загон пришелся им не по нраву, а клетки и подавно. Носорогам было невдомек, что в Гона-ре-Жоу, где до них не смогут добраться никакие браконьеры, их ожидает долгая счастливая жизнь. У каждого из них глубокий шрам опоясывал шею или ногу, а ведь все они были еще молодые. В ту первую неделю мы нашли три черепа носорогов и по зубам определили, что жертвы браконьеров были молодые взрослые животные.

Черепа — это по части старины Нормана. В искусстве ловли браконьеров ему не было равных. Пока мы отлавливали носорогов, старина Норман тихо делал свое дело. Спокойный, выдержанный, приветливый старина Норман люто ненавидел браконьеров. И так же ненавидели их работавшие с ним африканцы. У объездчиков егерского надзора были на то свои причины. Снова и снова, захватив с собой скатанное одеяло, наручники, блокнот и карандаш, они на несколько недель отправлялись патрулировать в буш и патрулировали в одиночку, даже без собаки. Там, где водятся слоны, нельзя выходить на поиск с собакой, потому что слон бросится на собаку, и она побежит обратно к вам и приведет гонящегося за ней слона. Объездчик-африканец патрулирует с огнестрельным оружием. День за днем идет он по следу и врывается в лагерь браконьеров и задерживает их, потом несколько дней в одиночку ведет в базовый лагерь. И сколько раз случалось, что браконьеры нападали на объездчика и оставляли его погибать. Бей, пинай, палкой его, копьем его, стреляй в него, а когда свалить, избитого, окровавленного, добавь ему еще пинков и тычков, потом хватай свои вещички и беги, оставив его подыхать, пусть львы, и гиены, и муравьи, и солнце доконают его, черт с ним, только бы уйти и продолжать браконьерствовать. Немало объездчиков погибло от рук браконьеров, от ружья, топора, дубинки: лежишь среди буша один-одинешенек, и никто не слышит твоих криков, и товарищи найдут тебя нескоро — много позже, чем гиены и стервятники. Четыре подонка закололи копьями Насилеле около Форт-Виктории. Другие в упор застрелили Магоду в районе Уанки. Там же Манджату оглушили дубинками и бросили на костер, и когда его нашли, кожа лица спеклась с кожей плеча. В Гона-ре-Жоу жена одного подонка ударила Тивану топором по голове, забросала его горящими головешками и убежала. Сколько убитых копьями, топорами, дубинками, пулями, сколько зловещих угроз! Надо быть жестоким, хладнокровным, отъявленным мерзавцем, чтобы стать браконьером, способным губить и зверей и людей.

Старина Норман немало выведал о браконьерах Руйи задолго до того, как прибыл туда. Сведения стекались к нему с разных сторон. Он знал о большинстве браконьеров, кто они и откуда. Вся штука заключалась в том, чтобы найти их, добыть доказательства и задержать. И не только их, не только тех, за кем тянулась цепь коварных ловушек и долгих, мучительных смертей; его занимали более крупные фигуры. Старина Норман охотился за всеми участниками гнусного промысла, за теми, кто скрывался за кулисами: посредниками в городах и на океанском побережье, оптовиками, делающими бизнес на истреблении животных, поощряющими браконьеров, скупая у них шкуры, рога и слоновую кость, чтобы вывезти товар за рубеж. Старина Норман охотился на оптовых истребителей.

Норман и его объездчики работали тихо и неприметно. Пусть считают меня недотепой, говорил старина Норман. И посылал объездчиков на разведку в деревенской одежде, и внедрял их среди местных рабочих, и разговаривал при местных жителях только на языке чилапалапа, делая вид, будто не знает их собственного наречия, и прикидывался недотепой, у которого на уме только поиск носорогов, а сам держал ухо востро и все примечал. Ночью его объездчики возвращались в лагерь и докладывали, что они видели и слышали в буше и среди местных рабочих и в краалях, и старина Норман сводил все воедино, надевал очки и записывал и ждал своего часа, никого, даже Томпсона и начальство в управлении, не посвящая в свои дела.

Ловушка была сделана из высокопрочного стального троса, который браконьер нашел на рудничной свалке и прокалил, чтобы тот стал менее упругим и покрылся маскирующей окисной пленкой. Согнув конец троса, так что получилось ушко, он закрепил его винтовым зажимом, затем продел в ушко другой конец провода, и ловушка была готова. Он добирался до Руйи издалека, и в чемодане у него лежало много ловушек, топор, старая шомполка, самодельный порох и мешочек с гайками, болтами, подшипниками и гвоздями, играющими роль картечи; и колдун прочел свои заклинания над его ловушками и ружьем и заговорил их, чтобы принесли браконьеру удачу. Забравшись в глубинку, он в буше соорудил из хвороста изгородь длиной почти в километр и оставил в изгороди проходы, а в проходах развесил ловушки, прикрепленные другим концом к деревьям.

Молодая носорожиха почуяла опасность, когда рог и правая передняя нога проделись в петлю, рванулась назад и выдернула из ловушки могучую голову, но передняя нога зацепила трос, и петля затянулась. Ощутив сопротивление, носорожиха фыркнула, попятилась и затянула петлю еще туже; тогда она повернулась, чтобы бежать, но ловушка подсекла ногу и носорожиха упала. Тяжело упала на грудь, и трос врезался в мясо. Она вскочила на ноги, взревев от ярости, боли и шока, снова метнулась в сторону и снова упала. Вскочила, дернулась назад, но трос потянул ногу вперед, и носорожиха опять опрокинулась на землю. Она встала с испуганным ревом, она пыталась вырвать ногу, дергалась, вертелась, рвалась и поднималась на дыбы, и с каждым рывком трос врезался глубже. Он вгрызался в мышцы и сухожилия, но она продолжала сражаться, раскачивая дерево, к которому была прикреплена ловушка. Целый час она сражалась, и с каждым рывком трос впивался все глубже, он дошел до кости, потом врезался в кость, и тут он лопнул на изгибе около ушка. Браконьер перестарался, прокаливая трос на костре, что и отметил впоследствии с досадой, и решил в другой раз быть осмотрительнее. Когда трос лопнул, носорожиха опрокинулась, потом в неистовстве вскочила и побежала, хромая, но врезавшаяся в кость петля осталась в ноге. Оборванные концы ржавого троса растопырились, однако тугие мышцы и винтовой зажим не давали ему выскочить. С тросом, врезавшимся в кость, она бежала, хромая, спотыкаясь, припадая на переднюю ногу, стремясь уйти подальше от ужасного места. Из ноги непрерывно струилась кровь, и браконьер легко нашел бы ее по такому следу, но он только два дня спустя собрался проверить ловушку и был очень недоволен, что трос не выдержал, и решил, что будет чересчур хлопотно преследовать зверя, чтобы добить его, и носорожиха ушла. И начались для нее адские муки.

Три месяца бродила носорожиха с врезавшимся в кость ржавым тросом, с огромной гноящейся опухолью, и растопыренные острые стальные жилки все время терзали тело. Потом страшная рана начала заживать. Ржавый трос оброс живой тканью, мышцы и сухожилия стали срастаться, и она ступала, припадая, на поврежденную ногу, и притерпелась к боли. Круглая борозда затянулась кожей, не зажило только то место, где торчали и теребили мясо жесткие жилки оборванного троса; здесь осталась открытая гноящаяся рана, и по всей окружности распухшей ноги гноились болячки.

Потом ее отыскал могучий самец, и она понесла.

Детенышу было полтора месяца, когда мы ранним утром обнаружили след носорожихи. Она хромала, но передвигалась вполне уверенно, и она притерпелась к боли. На краю зарослей высокой травы Томпсон всадил в нее шприц, и она пробежала, хромая, с полтора километра, потом свалилась, и детеныш лег на землю подле нее и нашел сосок. Томпсон и ему всадил четверть дозы М-99, и детеныш вскочил, испуганно озираясь, чувствуя боль от иглы. Минуты три он тревожно метался вокруг матери, ища глазами врага, вертя раструбами ушей, а мы сидели неподвижно в шестидесяти шагах и смотрели; затем препарат начал действовать. Детеныш качался, он описывал все более широкие круги около матери, потом отупело побрел прочь, и мы встали и пошли за ним, следя, чтобы с ним не приключилось беды. Он брел, припадая на передние ноги, спотыкаясь, тяжело дыша, и торчащий в его плече большой шприц казался чересчур жестоким испытанием для такого маленького носорога, и он врезался головой в нору трубкозуба, так что одни задние ноги торчали. Он выбрался из норы сам и заковылял дальше, и Томпсон попытался его удержать, но детеныш все еще был слишком силен. Описав широкую дугу, он направился, шатаясь, в нашу сторону, совсем одурманенный, и наконец впал в забытье. Мы крепко связали его, потом впрыснули налорфин, и через три минуты втроем можно было удержать детеныша. Только теперь мы увидели, в каком состоянии нога его матери.