Шрифт:
— Твое дело! — пожав плечами, сказал Павел Степанович.
— Конечно, мое! Ступай!
«О-ох! Не быть добру!» — думал боярин, выходя.
Было уже поздно, и Лжецарь прямо отправился в свою опочивальню.
«Все это пустое! Народ меня любит. Я не боюсь ничего! Никто не отнимет от меня власти: я самодержец, как Борис, как Иоанн… Я буду выше их!» — думал он, ворочаясь на своей постели.
Он заснул не скоро и проснулся под утро, облитый холодным потом.
Ранний свет утра лился в окна. Где-то там, далеко за стенами дворца, что-то шумело. Казалось, какие-то бурливые волны разлились по городу.
Вдруг Лжецарь вскочил и дрожащими руками накинул на себя одежду — в рокоте этих неведомых волн он расслышал ясное:
— Смерть ему!
— Ко мне! Ко мне! — крикнул Лжедимитрий.
Вбежали слуги.
— Что это за шум?
Слуги не знали; быть может, Москва горит…
— Позвать Басманова! — приказал Лжецарь и, выйдя из опочивальни, подошел к окну: внизу билось и клокотало темное людское море.
XXXIV
17 мая 1606 года
Народная месть зрела медленно, питаясь новыми и новыми оскорблениями.
Уже в день въезда кое-что не понравилось москвичам: когда самозванец, встреченный духовенством, прикладывался к образам, литовские музыканты играли на трубах и били в бубны, заглушая молитвословия; войдя в храм Успения, Димитрий ввел в него иноверцев, — «басурман» в глазах народа.
А потом потянулся длинный ряд оскорблений, которым московцы и счет потеряли. К оскорблениям в духовной сфере присоединились оскорбления внешние от забывших всякую меру поляков.
Народ роптал. Все чаще и чаще во время народных сборищ слышались угрозы по адресу ляхов, все чаще и чаще стали называть Лжецаря втихомолку «расстригою», «ляхом», «скоморохом», «басурманом».
Женитьба царя на польке, венчание в пятницу, накануне Николина дня, дополнило чашу. Нужен был только энергичный призыв, и народ восстал бы поголовно. Призыв этот сделал Шуйский.
Свержение Лжецаря было давно уже решено боярами с Шуйским во главе, народ был подготовлен, запасся оружием и все чаще ссорился с ляхами, которым спуску не давал; вечером 16 мая уже были отмечены меловыми крестами дома, где жили ляхи, а самозванец оставался спокоен, хотя до него доходили тревожные слухи, смеялся над ними и не принимал мер.
В четыре часа утра 17 мая 1606 года зазвонили в Ильинской церкви. Колокола других церквей разом подхватили, и набат загремел по Москве.
Отовсюду, из всех улиц и переулков толпы громко шумевшего люда, гремя оружием, бежали к Лобному месту. Все сословия дружно соединились: боярский сын бежал рядом с крестьянином, торговый человек со стрельцом. Все это неистово вопило: «Смерть расстриге! Смерть ляхам!»
У Лобного места народ соединился с боярами. Князь Василий Шуйский воеводствовал над народным ополчением. Спасские ворота растворились. Шуйский въехал в Кремль, приложился к иконе в храме Успения.
— Во имя Божие! Идите на еретика! — и он указал им на царский дворец.
Толпы понеслись ко дворцу. Шуйского колотила нервная дрожь.
«Удастся ли? — с беспокойством думал он. Потом у него мелькнуло в голове то, что уже не раз мелькало: — Кому после него быть царем? — И он мысленно ответил — Мне!»
— Басманов! Поди узнай, чего они шумят! — приказал самозванец.
Петр Федорович выбежал в сени и столкнулся с вломившимися мятежниками.
— Что вам надо?
— Подай расстригу! — слышались крики.
Басманов взглянул на красные, возбужденные лица, увидел сверкающие глаза, обнаженные сабли и в ужасе кинулся назад.
— Не пускайте! Бога ради, не пускайте! — крикнул он немцам, охранявшим двери.
Он вбежал в покой и крикнул:
— Москва бунтует!
— Москва бунтует? Да как она смеет? Вот я им покажу! — вскричал Лжецарь, раскрыл двери, выхватил секиру из рук немца и, махая ею, яростно крикнул толпе: — Я вам — не Борис! Я покажу…
Что-то похожее на звериный рев было ему ответом. Раздались выстрелы.
Самозванец отскочил от двери. Дверь захлопнулась. Удары топоров посыпались на нее.
— Еретика! Расстригу! Басурмана! Подай! Подай! — ревела толпа.
— Что же делать? — растерянно спросил Лжецарь Басманова.
Тот пожал плечами:
— Не знаю. Я предупреждал. Попробую унять их.
И Басманов бесстрашно вышел к мятежникам:
— Побойтесь Бога! Что вы! Идите с миром домой — и царь на вас не будет гневаться…