— А я могу его увидеть? — Денис мотнул головой, отгоняя сон.

— Вы что, серьезно? — Медсестра удивленно посмотрела на него.

Грязнов показал ей удостоверение.

Потом они долго шли по коридорам больницы. Мимо пронеслись трое санитаров с носилками. За носилками тянулась дорожка из капель крови…

— Вот он. — Медсестра приоткрыла дверь палаты.

Антон лежал на кровати и спал. В руке у него торчал катетер, и рядом тихо пикал монитор.

— Приходите завтра.

Проснулся Денис от телефонного звонка. Открыл глаза и увидел, что его с интересом разглядывает какой-то небритый старичок в пижаме.

— Алло? — Он выудил трубку из кармана. — Алло, кто это?

— Здравствуй. Не разбудила?

Ксения.

— Здравствуй. — Грязнов зачем-то посмотрелся в зеркало и поправил прическу. — А который час?

— Половина десятого.

— Ого. — Денис присвистнул. — Спасибо, что разбудила. Ты по делу звонишь или…

— Я просто хотела тебе спасибо сказать.

— За что?

— За Антона. — И в трубке раздались короткие гудки…

— В смысле? — Получилось, что Денис спросил уже самого себя.

Он и не помнил, как заснул прямо в машине, не в силах выехать с больничного двора. Это была даже не усталость, а бездонная пропасть какая-то, в которую Грязнов падал до самого утра.

В кармане отыскалась подушечка жевательной резинки. Сдунув табачные крошки, Денис отправил ее в рот. Полегчало.

Ночевка в больнице имела свои преимущества. Теперь, чтобы повидаться с Антоном, не нужно было никуда ехать.

Медсестры сменились. На месте молоденькой и симпатичной сидела пожилая и крайне неприветливая.

— Как — забрали?! — воскликнул Грязнов, после того, как медсестра сверилась с какими-то бумагами. — Кто забрал?

— Жена. В семь утра приехала и забрала.

— Домой?

— Нет, что вы, домой ему нельзя. Его в институт перевезли. У нее там связи какие-то, нам главный позвонил и отдал приказ.

Ксения!

«А вы уверены, что я захочу вас услышать?» — раздался в трубке голос Ксении.

Чертов автоответчик! Дура, сними же трубку!

— А ты уверена, что меня это интересует? — Денис набрал другой номер.

— Алло, «Пять плюс», съемочная группа.

— Короленко Ксению можно попросить? Это Грязнов, следователь.

— Она сейчас на площадке, перезвоните позже…

Нет, в то утро Ксения была неуловима.

— А она только что ушла. — Вакасян развел руками.

— Как, только что? — Грязнов устало опустился на лавку. — Я же просил передать, чтоб дождалась.

— Старик, ты меня просил?

Денис отрицательно покачал головой.

— Ну и какие тогда могут быть претензии? — Режиссер похлопал его по плечу и зашагал прочь. Но через несколько шагов остановился, вернулся и сел рядом: — Что, и тебя закрутило?

Денис не ответил.

— Ну ладно, перестань. Ну не подумал про тебя, когда затеял всю эту…

— Что снимаете? — перебил его вдруг Грязнов. — Сценарий ведь кончился.

— Не знаю. — Вакасян ухмыльнулся и пожал плечами. — Что-то снимаем, а что — не знаю. Веришь, со мной такое впервые.

— Не верю, — Денис улыбнулся.

— Это я тут режиссер, а не ты. Не верит он, — Вакасян вздохнул. Можешь, конечно, не верить. Ты смотрел «Сталкер» Тарковского?

— Это как мужик еще двоих в какой-то подвал вел? А там все время воды было полно?

— Да, про это. — Вакасян ухмыльнулся. — Можно и так сказать. Так вот, там был один кадр. Длинная-длинная панорама. Ручей, а на дне какие-то шприцы, пистолеты, часы разбитые, монеты какие-то. И в конце листок календаря. А на нем число. Двадцать девятое декабря. Знаешь, что это за день?

— А что это за день? — Грязнов зевнул. — Вы извините, Михал Тиграныч, я сегодня не спал почти.

— Это дата смерти Тарковского. Он умер двадцать девятого декабря. Вакасян внимательно посмотрел на Дениса. — Как ты думаешь, это совпадение?

— Не знаю, — пожал тот плечами. — Наверное, совпадение.

— А как тогда быть насчет смерти Петрова? Тоже не знаешь? Думаешь, тоже совпадение?

— Вы ответьте.

Вакасян улыбнулся:

— Простому смертному этого не понять. Но жизнь тоже имеет свои правила и законы. Сложные, путаные, непостижимые, но имеет. Очень похожие на законы драматургии. Может быть, это даже одни законы. Так вот, эти законы можно постичь. И некоторые люди могут.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что Кирилл мог. Он настолько был киношник, что у него даже перчатки были размера восемь с половиной.