Шрифт:
«Бедный мальчонка!» — подумал Хальфред; ему было стыдно за то, что он говорил на озере. Сам он, правда, никогда не хотел иметь детей. Зачем обременять себя? От детей беспорядок, шум, грязь. И потом, как бы он стал говорить сыну: «Вот вырастешь, сынок…» — «Вот вырастешь маленький», что ли? Но этого ребенка ему было искренне жаль.
Волчица тоже заметила Бриско. Она встала, подошла и наклонилась к нему. Он отстранился, не дав ей положить руку ему на плечо. Это движение говорило яснее слов: не прикасайся ко мне!
Даже на расстоянии угадывались уговоры женщины и упрямое молчание мальчика.
— Видишь, музыкант пришел…
— …
— Подойди поближе, тебе лучше будет слышно…
— …
— И у огня погреешься…
— …
— Не хочешь подойти? Ну, как хочешь…
Она вернулась за стол, оставив Бриско там, где он пожелал остаться, то есть в дверях и в одиночестве. Хальфреду так хотелось бы изловчиться поговорить с ним, хотя бы дать ему знать: «Бриско, мы пришли за тобой… твой отец здесь, всего в трехстах метрах… и колдунья Брит… мы тебя отсюда вызволим… понимаешь?» Но он мог изъясняться только мимикой. Он поднимал одну бровь, потом другую, потом обе, подмигивал, морщил нос.
Бриско смотрел на него с возрастающим любопытством. Чего хочет от него этот карлик, который корчит ему рожи, фальшиво играя на своей кукольной скрипочке? Так продолжалось некоторое время, и Хальфред уже истощил весь запас гримас, как вдруг его осенило. Ну конечно! Как он раньше не сообразил? Он оборвал недоигранную мелодию и начал:
«Как у Иона сани не скользят… Ой да не скользят… А настала ночь, звездочки зажглись — сани Йона вихрем понеслись…»Уж эту-то песенку он знал и играл почти верно, да и пел неплохо, а главное, это была песня Малой Земли.
С первых же тактов, с первых слов Бриско насторожился, приоткрыв рот. Разве мог он забыть эту песенку, которую Сельма так часто напевала им на сон грядущий — ему и Алексу! Эта простенькая колыбельная до сих пор сохраняла для него обаяние тайны. Почему сани Иона понеслись, когда настала ночь? Потому ли, что подморозило? Потому ли, что Ион, застигнутый темнотой, стал сильнее нахлестывать лошадей? Впрочем, каков бы ни был ответ, это не имело значения. Дело было не в этом, а в звучании слов, в мелодии, в самой тайне… Бриско больше не слышал голоса карлика — он слышал, как Сельма, допев, спокойно и успокаивающе говорит: «А теперь давайте-ка спать, ребятки…» Он почувствовал щекой нежный поцелуй матери. Горе комком подступило к горлу.
Но не он один узнал песню, а вот этого Хальфред не предусмотрел.
— Хватит! — рявкнул Герольф. — Кончай пиликать!
Потом бросил проходящей мимо служанке:
— Дай ему поесть и пусть уходит.
Женщина взяла со стола чашку, плеснула в нее полполовника супа и протянула карлику:
— На! Похлебай, может, вырастешь!
Хальфред оставил насмешку без внимания и, не присаживаясь, принялся за скудное угощение. Это было все-таки лучше, чем ничего, но что бы ей не расщедриться на кусочек мяса! Вон его сколько еще осталось. Жалко ей, что ли? Все равно ведь остатки собакам отдадут!
Он не доел еще и половины, как вдруг его словно током ударило: рядом стоял Герольф, незаметно вышедший из-за стола. Остальные не обратили на это никакого внимания и продолжали болтать как ни в чем не бывало.
Герольф сверху вниз пытливо смотрел на карлика.
— Ты здесь откуда, а?
— Кто, я?
— Ты, кто же еще. Так откуда?
— Я… да так… ниоткуда… Брожу там и сям…
— А откуда ты знаешь песню, которую сейчас играл?
— Песню… которую?
— Последнюю. Не строй из себя дурачка.
— А, последнюю? Да это… уж и не помню… маленький еще был… то есть я хочу сказать, в детстве… кто-то из родни завез оттуда…
— Оттуда? Это откуда же?
— Ну, я хотел сказать… в том смысле…
Он сам понимал, что запутался и чем дальше, тем безнадежней вязнет. Как он ругал себя и свою глупость, которая вот-вот провалит все дело! По счастью, Герольф не стал копать глубже.
— Ладно, — пренебрежительно бросил он, — доедай и проваливай.
Хальфред не заставил себя просить дважды. Давясь, проглотил все, что оставалось, сунул под мышку скрипочку и поспешил к выходу. Бриско в дверях уже не было. Прямо как нарочно: так и не удалось увидеть ни как он пришел, ни как ушел. Ну ничего, все равно он много чего разведал.
Спускаясь к озеру, Хальфред все не мог опомниться. За несколько минут он пережил больше, чем за всю предыдущую жизнь. Он бежал со всех ног, словно за ним гнались собаки. Бьорн и колдунья Брит прятались под деревьями, и сначала он их не увидел.