Американцы не ожидали встретить такого спокойствия со стороны россиянина, и смелый его ответ серьёзно встревожил Майкла. Зенчук трясущимися руками полез в карман кожаной папки и бросил Ветрову конверт, из которого выпали цветные фотографии, веером разлетевшиеся по лаковой поверхности стола.

Николай спокойно стал рассматривать снимки, на которых он сгорал в пламени страстей. Как вспышка молнии мозг озарила когда-то выуженная и твёрдо запомнившаяся мысль: человек находит для оправдания своих действий любую причину, кроме одной; для своих преступлений — любое оправдание, кроме одного; для своей безопасности — любой повод, кроме одного; а этим одним является трусость.

«Ни в коем случае нельзя сломать себя, надо переиграть этих кретинов, и я это сделаю уже здесь», — успокаивал себя офицер.

— Ну, как качество: резкость, цветопередача, ракурсы? — съязвил Зенчук.

— Это что, Сюзанна передала мне на память?

— Что-о-о? Я вас не понял, — Майкл криво усмехнулся, — вы же у нас в кармане. Представьте такой момент: эти фото лягут на стол вашему начальству или они станут достоянием жены… Каково?

После этих жестких слов он уставился на россиянина, пытаясь понять по его лицу реакцию на главный козырь в начатой игре грубой компрометации.

— Так я и не понял: вы дарите мне эти доказательства красивого времени препровождения с вашим агентом или пытаетесь шантажировать ими?

— У нас не один экземпляр. Мы в случае надобности сможем их размножить.

— Ну тем более, подарите эти мне. Могу даже заплатить за проделанную работу и фотобумагу.

— Смел, смел, как я погляжу, — съязвил Зенчук.

— Да, я уже никого не боюсь. Ваши фотографии не компромат, а доказательство того, как американская разведка не жалеет своих дам, таких милых и нежных, толкая их в объятия инфицированных СПИДом «русских медведей», — сказал Ветров, надеясь на соответствующую реакцию, и она пошла — бурно и смешно.

— Сволочь, что-о-о? — опять Зенчук растянул это короткое местоимение.

— А ничего. Я обречен, поэтому никого и ничего не боюсь. А теперь жду, когда начнете вербовку Хотя после такого вашего хамского вступления я ещё подумаю, как себя вести, — ответил Ветров.

После этого он взглянул сначала на «брата», а затем на ошалелого Зенчука, у которого постепенно стали краснеть щеки и почему-то побледнели уши. Как показалось Николаю, у Майкла мясистые уши даже несколько отвисли, как лопухи в знойный июльский полдень.

— Что с вами, господа хорошие? У мужчин все поступки должны быть исполнены мужества, как бы судьба их не трепала, — продолжал издеваться Николай.

— А ты знаешь, — Майкл разгорячился, — ты знаешь, что ты в капкане? Кто знает, где ты сейчас, с кем проводишь время? Ты сейчас живой, а через мгновенье будешь мертвый. И никто не узнает, где могилка твоя… Так, кажется, поётся в одной из ваших песен?

— Так оно так, однако я помню и другие слова, слова из справедливой прозы: люди, желающие внушить ужас, тем самым показывают, что они трусы. Кое-что и у меня для вас есть, если пошла коса на камень, — и он быстрым движением достал зажигалку, по форме напоминающую фанату «лимонка». — Давайте-ка лучше мирно разойдемся, а то ваша требуха может оказаться на этой люстре. Думаю, сейчас наиболее подходящий момент для моей вербовки вас. Господин Брокман не одобрит вашу безголовую для разведки затею. Ваша сотрудница по вашей вине стала неизлечимо больна.

На Николая смотрели пустые выпученные глаза горе-вербовщиков. Оба впали в ступор после упоминания о чуме двадцатого века. Они сидели отрешенные, тупо глядя в пространство.

Зенчук вдруг словно очнулся и процедил сквозь зубы, перейдя на джентльменское «вы»:

— Николай, вы что, правда больны?

— Здесь у меня с вами полная откровенность.

— Чем вы можете доказать? — последовал дурацкий вопрос.

— Последствиями и результатами анализа крови у Сюзанны и, конечно, у тех, кто тоже баловался с нею. — Майор бросил цепкий и презрительный взгляд сначала на Зенчука, а потом на обезумевшего «брата». Они находились в полной прострации.

Не знал точно Ветров, но по реакции янки мог догадываться, что у Сюзи — сотрудницы ЦРУ — в «гостях» поочередно после той памятной обмывки рубанка успели побывать и её «братик», и главный «вербовщик», не однажды попадавший, как потом выяснилось, в подобные скандальные истории. Именно поэтому знаток российских проблем стал заниматься югославскими делами. Руководители ЦРУ не рискнули вновь отправлять облезлого донжуанистого кота к московским мадоннам, предварительно запугав его больными СПИДом путанами, которых злые чекисты якобы специально подставляют американцам в стране «березового ситца».

«На сей раз я попал, как муха на липучку. Что я наделал?! Бедная наша Сюзанна», — досадовал про себя Майкл, бросая колючие взгляды на голубоглазого, рослого россиянина, спокойно собирающего фотокарточки и с брезгливым безразличием укладывающего их в конверт.

— Как я понял, вы их мне дарите на память о бурно проведенной ночи. Думаю, для Сюзи у вас найдется ещё одна копия — или нет?

— Не трогай фотографии, оставь нас в покое, — взвыл Зенчук.