В отличие от прочих капитанов, Кор Фаэрон не надел шлем. Можно было искренне сказать, что ни один художник или поэт не смог бы изобразить Первого капитана красавцем, не покривив душой. Аргел Тал видел, как по когтям Кор Фаэрона пробегают разряды, явно демонстрируя его нетерпение. На лице огромного воина застыла усмешка человека, который видит лишь горечь и пепел. Аргел Тал никогда не видел у него иного выражения лица. В противоположность впечатляющей броне, лицо Кор Фаэрона было костлявым и бледным, словно принадлежало мертвецу. Таким оно выглядело всякий раз, когда пути двух капитанов пересекались.

— Я ненавижу его, — прошептал Ксафен по воксу, — он носит эту броню словно щит против тысячи своих слабостей. Я ненавижу его, брат.

Аргел Тал не шелохнулся, удерживая болтер возле груди. Он слышал это от капеллана множество раз до того и не знал ответа, способного усмирить гнев брата.

— Я знаю, — ответил он, надеясь, что Ксафен умолкнет. Сейчас было совсем не время для подобных разговоров.

— Он не один из нас. Ложный Астартес, — Ксафен принялся за знакомые обличения, стискивая зубы от волнения. — Он нечист.

— Сейчас не время для старых обид.

— Именно из-за подобной слабости ты никогда не сможешь носить крозиус, — произнес капеллан.

Протекция при возвышении Кор Фаэрона до Первого капитана не была тайной. Будучи духовным наставником и приемным отцом молодого примарха, оторванного от Империума, Кор Фаэрон помог сформироваться личности растущего полубога, чего не сделал его истинный отец. Вместе они прошли через годы жертвоприношений и переворотов, через священные войны, угрожавшие разорвать Колхиду на части, прежде чем она объединилась под милосердной властью Лоргара.

Когда Бог-Император прибыл на Колхиду сто лет назад, чтобы передать Лоргару командование XVII Легионом, Кор Фаэрон был уже слишком стар, чтобы пройти имплантации органов и генные модификации, необходимые, чтобы стать Астартес. Вместо этого он был возвышен над прочими людьми с помощью омолаживающей хирургии, внедрению бионики и частичных генных улучшений. Это был знак отличия, пожалованный ему примархом.

Пусть и отбросив свою человечность, он так и не достиг высот истинных Астартес. Аргел Тал взирал на него, на результат генетического компромисса. Уважение, пусть и не почтение, сковывало его язык.

Кор Фаэрон сплюнул на измученную землю. Едкая кислота слюны зашипела, впиваясь в камни. Только тогда Аргел Тал возобновил вокс-связь с Ксафеном, активировав именную руну брата.

— Тебя уязвляет только нечистота Первого капитана? Или он пренебрегает порядками Легиона? Или, быть может, дело в том, что его победы затмевают твои и мои, вместе взятые?

Ксафен мрачно и приглушенно усмехнулся. Он держал свой молот-крозиус в руках, уперев навершие в землю.

— Он бьется возле примарха в каждом сражении. Он командует Первой ротой, лучшими в Легионе. На нем броня терминатора. Только глупец потерпел бы неудачу в таких условиях.

— Я слышал его проповеди, брат. Как и ты. Я не люблю его, но уважаю. Он проповедует Слово с мудростью, которой лишены другие. Его слова разжигают огонь в моей крови. Он одержал победу в гражданской войне, охватившей всю планету, будучи простым человеком-жрецом. Не стоит недооценивать его сейчас.

Голос Ксафена стал жестче.

— Нечистоте нет прощения.

— Примарх избрал его, — в голосе капитана появилась ответная жесткость, — это тебе безразлично?

— Я не оспариваю решение отца, — пришел неохотный ответ.

Аргел Тал ожидал продолжения, но Ксафен умолк, вероятно выискивая скрытые мотивы в неодобрении брата.

— Готовьтесь, — скрежещущий голос Кор Фаэрона контрастировал с его мертвенным лицом. — Примарх идет.

Под эти слова начал медленно и плавно опускаться трап под кабиной золотистой «Грозовой Птицы». Аргел Тал медленно и глубоко выдохнул, ощущая, как забилось быстрее основное сердце. Хотя он не был в бою, второе сердце откликнулось на биение первого медленным стуком.

По трапу сошла одинокая фигура, и Седьмой капитан ощутил подступающие слезы экстаза, даже глядя на уничтоженную землю. Он не видел примарха уже почти три года. Быть лишенным его присутствия, пусть и во имя священного долга, было словно блуждать в тени, лишенным вдохновения.

Вокс ожил тысячей приглушенных голосов Несущих Слово, выдохнувших имя отца. Многие благодарили судьбу за возможность лицезреть его вновь. Почтительные песнопения разносились по каналам связи, не возвышаясь громче шепота. Аргел Тал был одним из немногих, кто остался безмолвным в первые мгновения, славя судьбу в беззвучном благоговении.

Три года. Три долгих года сражений во тьме, три года молитв о том, чтобы этот миг настал. Все сомнения, все тревоги, все подозрения насчет Ультрадесанта растворились в биении его двух сердец.