— Но при чем тут Прокофьев? — не понял Александр Борисович.

— А при том, что он тоже хочет, чтобы Шиманов умер! — резко ответил Дина. — Ради Кати.

— Корейцы предложили ему помощь, — тихо пробормотала Катя. — И Иван Максимович сказал нам, что он согласился. Мы с Диной были против, но он заявил что всё уже решил.

— Да, он так сказал, — подтвердила Дина.

Александр Борисович задумчиво потер нос.

— Прокофьев говорил всем, каким образом собирается устранить Шиманова?

Дина покачала головой:

— Нет. Но он намекал на какую-то бомбу.

Александр Борисович глянул на часы, затем перевел взгляд на Дину.

— Ну, сегодня он уже вряд ли что-нибудь предпримет. Вы можете ему позвонить?

— И что я ему скажу? — раздраженно поинтересовалась Дина.

— Посоветуй ему не валять дурака. Скажешь, что Турецкому всё известно. И что если он не хочет сесть в тюрьму…

— Ладно, ладно, я поняла.

Дина неохотно взяла со столика мобильник и набрала номер Прокофьева. С полминуты она держала телефон возле уха, после чего вздохнула и сказала:

— Не отвечает.

— Попробуй еще раз, — сказал девушке Турецкий.

Дина снова набрала его номер. И снова безрезультатно.

— Ладно, перезвонишь потом, — сказал Александр Борисович, уже начиная терять терпение. — Пора покинуть квартиру. Постарайтесь собрать вещи как можно быстрее. Берите только самое необходимое.

Турецкий поднялся из кресла, давая понять, что разговор окончен и пора приступить к действиям. Дина, однако, не спешила вставать. Она прищурила свои золотисто-зеленые глаза и резко спросила:

— А если я возьму пистолет? Ты всё равно попытаешься увезти нас силой?

— Я еще не настолько выжил из ума, чтобы не отличить игрушку от настоящего боевого оружия, — спокойно ответил Александр Борисович. — Быстро собирайте вещи, девушки.

52

Первым из подъезда вышел Турецкий. За ним — две девушки. На улице было темно и сыро. Ледяные порывы ветра бросили в лицо Турецкому гроздья сухих снежинок.

Под козырьком подъезда спиной к двери стоял с сигаретой в руке парень. Больше никого не было видно. Метрах в десяти от подъезда угадывались очертания нескольких припаркованных машин.

— Выходите, — сказал Александр Борисович.

Они вышли, и дверь подъезда с тихим щелчком закрылась за их спинами.

— Черт! — воскликнула Дина. — Надо было взять зонтик!

Недовольно поморщившись, она подняла ворот куртки. Катя, казалось, ничего не замечала. Лицо ее было каким-то отрешенным.

— Дойдем до дороги и поймаем машину, — сказал Александр Борисович.

Он шагнул к ступеньке. В этот момент парень, щелчком швырнул сигарету в лужу и повернулся. У него было худощавое лицо и темные, по-восточному раскосые, глаза. В руке парень держал короткоствольный револьвер.

Турецкий остановился.

— Руки в гору, приятель! — приказал парень.

Александр Борисович шагнул в сторону, заслоняя собой девушек и сказал:

— Я позвонил своим в милицию. Они уже на подъезде. Лучше тебе убраться отсюда подобру-поздорову.

— Плевать я хотел и на тебя, и на твоих приятелей-ментов, — небрежно обронил кореец. — Руки в гору, я сказал!

Турецкий вынужден был подчиниться.

— А теперь топ-топ в машину. И вы тоже! — рявкнул он на девушек.

— Я не пойду, — сказала Катя. — Лучше убей меня прямо здесь.

— И я не пойду! — крикнула Дина. — Хочешь стрелять, стреляй.

Парень усмехнулся и взвел курок. Затем обернулся к стоянке машин и подал какой-то знак. Тонированное стекло черного лимузина поползло вниз, и в окне показалось бледное пятно человеческого лица. Черт было не разглядеть.

— В машине твой папаша, — сказал парень, обращаясь к Кате. — Ты можешь не бояться. Он ничего тебе не сделает, просто поговорит.

— Если это так, то почему в твоей руке пистолет? — спросила Катя.

— Это не для вас, — ответил парень, — это для него. — Он кивнул на Турецкого и добавил: — Чтобы он не делал резких движений.

— Если ты хочешь, чтобы мы пошли с тобой, тебе придется убрать «пушку», — холодно сказал Турецкий.

Парень смерил его оценивающим взглядом и усмехнулся.

— На твоем месте я бы не нарывался, — сказал он. — Сергей Николаевич просил передать, что он перевел на твой счет обещанный гонорар. Ты хорошо сделал свою работу.

— Тогда какого чёрта я должен идти в машину?