Шрифт:
— Потому, что на этом типе — чиновнике — ниточка снова оборвалась, — вступил в разговор Поремский. — Так что Константин Дмитриевич, скорее, не темнит, а просто рассказывать пока особо нечего. А тут еще Колокатов под ногами путается, похоже, и его тоже достал.
— Да, я слышал, что его взяли в оперативно-следственную группу, — поморщился Турецкий. — Жаль… Если бы мне удалось поговорить с Костей по телефону, вряд ли бы он остановился на его кандидатуре, даже временно.
— Точно! Пустое место, а не помощник… Они там, в их управлении, только бездельничать и халявничать умеют профессионально!..
— Погоди… — прервал Поремского Валерий, пристально смотревший на Турецкого. — Сан Борисыч, вы хотели что-то сказать, по-моему…
— Пожалуй… В общем-то, если Дима виновен исключительно в бездеятельности, это, конечно, плохо, но пережить можно…
Александр Борисович помолчал, о чем-то размышляя, потом все-таки мотнул головой:
— Нет, ребятушки, пока об этом говорить рано… Бездоказательные подозрения могут так и не обрасти доказательствами, а если их озвучить и человек окажется невиновным, в девяти случаях из десяти пятна на мундире ему не миновать.
— Сан Борисыч, — обиженно произнес Поремский, — с каких это пор вы нам перестали доверять?..
— Вы тут, Володя, ни при чем, — мягко улыбнулся Турецкий. — Мне самому это будет в дальнейшем мешать… Вот погодите, встану на ноги, тогда и поговорим. — Он подкинул на ладони черного божка, на что сразу же обратили внимание оба следователя.
— Ну хоть намекните, что ли… — присоединился к товарищу Валерий. — Это связано с делом о взрыве?
— Нет, конечно! Совсем с другим… Не ной, Валера, бесполезно.
— Я знаю, с каким делом это связано! — заявил неожиданно Поремский. — С тем, которое вы накануне… Ну накануне этой истории, а может, и задень, просматривали… Я еще удивился, когда нашел его у вас в сейфе… Теперь понятно!..
— А почему мне не сказал? И какое это дело? — развернулся к Володе Померанцев.
— По убийству депутата трехлетней давности, а следом и журналиста… Верно?..
Несмотря на то что оба они уставились на Александра Борисовича вспыхнувшими от нетерпения глазами, тот остался непреклонен.
— Все! — произнес Турецкий своим прежним голосом, с интонациями руководителя оперативно-следственной группы. — Разговор, друга мои, окончен, и продолжения эта тема иметь не будет!
— И очень вовремя! — раздался сердитый голос за спинами посетителей, заставивший обоих «важняков» вздрогнуть. — Я имею в виду, — уточнила Ирина Генриховна, — разговор окончен очень вовремя. Пятнадцать минут истекли и…
Померанцев с Поремским вновь одновременно, как по команде, поднялись со своих мест и одинаково тяжело вздохнули.
Александр Борисович подмигнул им по очереди и развел руками:
— Видали, в каких условиях влачу свое жалкое существование?.. Подкаблучник поневоле.
— Что-о-о? — Глаза Ирины Генриховны округлились и снова начали зеленеть с угрожающей скоростью.
— Спасибо, мы пошли! — автоматически вырвалось у Померанцева, а Поремский вспомнил наконец про пакет с фруктами и соками, который все это время почему-то прижимал к себе.
— Вот, Ирина Генриховна, — пролепетал он, — тут…
— Благодарю, я сама разберусь, что тут, — пробормотала она, продолжая уничтожающе смотреть на мужа. — Вам действительно пора!
И, дождавшись, когда оба «важняка», поспешно распрощавшись, уберутся восвояси, совсем другим голосом, не в меру ласковым, попросила:
— А теперь, дорогой, повтори, пожалуйста, еще раз то, что только что сказал! Что-то я не совсем поняла относительно подкаблучника?
Но на мужа почему-то никакого впечатления ее эскапада не произвела. Он явно думал о чем-то своем, поскольку, взяв с тумбочки экзотический тотем, начал вертеть в пальцах, уставившись на жену отсутствующим взором.
— Шурик! — Ирина нахмурилась. — Ты меня, по-моему, не слышишь даже… И оставь наконец этого урода в покое, что за привычка у тебя появилась в последнее время — постоянно теребить эту гадость!
— А?.. — Некоторое время Турецкий продолжал смотреть на Ирину Генриховну молча, прежде чем вернуться к реальности. — А-а-а, вот ты о чем… Это, Иришка, не привычка: как только вспомню, где я сего красавца мог раньше видеть, можешь хоть на помойку его выкидывать.
— Это что, так важно? — Она пожала плечами.
— Нутром чую, что важно… — вздохнул Александр Борисович. — А вспомнить не могу… У меня такое ощущение, что, если вспомню, следствие выберется из тупика, в котором застряло…