Шрифт:
— Тимофей Борисович…, - повторила она, все еще не веря.
Ей даже весело стало почему-то. Вспомнилось, как она его тогда ненавидела. Всю неделю цикла. А ведь не за что, как оказалось. Просто он был умнее и прозорливей наивной и слепо влюбленной девчонки.
Семен Петрович замер на пороге кабинета и переводил глаза с одного на другого, ничего не понимая.
Сам же Першин медленно и как-то напряженно перевел глаза с книги, которую уже принялся читать, на нее.
— Да? — его взгляд отстранено остановился на Саше. — У вас есть какие-то вопросы, Александра Олеговна?
— Нет, — улыбнувшись, она покачала головой. — Просто… не верится, — Саша даже руками развела.
— Во что именно? — казалось, что его голос успешно заменил бы морозильник.
Но Саша не обратила на это никакого внимания.
— Вы у меня госпитальную хирургию преподавали, — все еще с улыбкой объяснила она. — А я не могла вспомнить, где мы виделись.
Он еще несколько мгновений внимательно посмотрел на нее, а потом пожал плечами и вновь уткнулся в книгу.
— Не опаздывайте, — повторил Першин.
Саша кивнула, хоть тот и не видел, и повернулась к ожидающему ее голове, все еще пребывая в каком-то веселом удивлении.
Она не обиделась. За что? У него должно было быть несколько тысяч студентов за те годы, что Тимофей Борисович преподавал, и Саша не рассчитывала на его о ней память. И все равно, лично ей оказалось приятно хоть на миг, но вспомнить то время, когда жизнь казалась совсем другой, веселой, а самыми большими проблемами оказывались придирки строгого преподавателя.
И только уже дойдя до церкви под непрекращающийся разговор Семена Петровича, обрадованного тем, что его врачи в какой-то степени знакомы, она снова задумалась над тем, что же Першин делает здесь? И почему он такой…? Тимофей Борисович, которого Саша помнила, никогда не приходил на работу в помятой одежде или небритым.
Может, конечно, село и ее научит не обращать внимания на такие вещи. Однако, отчего-то Саше с трудом верилось в такое объяснение. Не таким человеком ей казался Тимофей Борисович.
Но, с другой стороны… кто знает, как его судьба забросила сюда, и чем обернулась жизнь для Першина? Люди меняются, она это, как никто другой знала.
Глава 3
«Триумфальная арка» крайне неуместно смотрелась в углу кабинета. Ему стало стыдно, хоть никто и не видел.
Грех было разбрасываться книгами при том, как мало их имелось в библиотеке. Следовало лучше контролировать себя. Да, только…
Резко выдохнув, Тимофей с силой зажал пальцами переносицу, пытаясь убедить свой организм, что не ощущает противной, мучительной головной боли. Посмотрел на часы — три пополудни. Еще час. Час. Он выдержит, гори оно все огнем! Выдержит и только потом пойдет домой. Медленно. Рассматривая каждый чертов листик по дороге. Несмотря на то, что тянуло рвануть прямо сейчас, закрыв здесь все.
Сделав глубокий вдох он заставил себя встать и прошел по кабинету в противоположный угол. Присел на корточки у книги, лежащей вверх тормашками на полу.
Ему казалась забавным читать этот роман. Он даже не мог сосчитать, сколько именно раз его перечитывал. Врач, находящийся там, где в принципе хотел, но не имеющий права заниматься тем, что было смыслом его жизни — они с героем были полными противоположностями в этом вопросе. Но не во всем остальном. В отличии от героя книги Ремарка Тимофей мог и занимался медициной. Собственно, только это и помогало ему еще держаться. Место… место же было вовсе не тем. Но Тимофей научился делать вид, что ему уже не важно. И даже поверил себе. Ему все уже было давно и глубоко безразлично кроме времени с восьми до четырех, когда он сидел в амбулатории. Больше всего Тимофей ненавидел ночи. Иногда даже специально не уходил домой, зная, что не стоит. Лучше тут пересидеть, переждать на кушетке.
Теперь же… смирился и махнул рукой. Кому какое дело, в конце концов? Да и разницы никому нет. Лишь бы он мог вовремя оказать помощь тому, кто будет нуждаться.
Поднявшись, он аккуратно расправил страницы и закрыл книгу.
Зря. Не стоило так реагировать и срываться. Ну и что, что появилась эта … Александра? Что это меняет? Но он занервничал. Не потому, что вспомнил ее. Нет. Не тогда. Не сразу.
Просто она наступила на слишком зыбкую почву и задела рану, которой видимо, не суждено затянуться.
Девчонка. Взрослая женщина, а смотрит, словно девчонка. Совсем как тогда на него смотрела. Он только по этим глазам и вспомнил, кто же она такая и когда у нее преподавал.
И сейчас Тимофей каждую ее мысль мог увидеть в глазах, как когда-то, когда говорил ей об измене жениха, а она не верила, не хотела. Ей было больно.
А сегодня стало больно ему. Потому что в этих светло-карих глазах он увидел свой портрет, увидел, что она не пропускает ничего, читал каждую мысль. И неодобрение его неряшливого вида, осуждение при виде измятой, несвежей одежды, и удивление, когда Семен Петрович отчитывался о самочувствии, а она поняла, что это он, Тимофей делал операцию.