Человека, с которым, по словам Плетнева, Георгий общался больше, чем с остальными, звали Ринат Алиев. Биография его и послужной список были схожи со всеми прочими. Военную карьеру он также продолжать не стал. Правда, мусульманин, очень верующий. В те времена такие вещи не особо кого-то волновали, был бы профессионал хороший. Но сейчас это может иметь коренное значение. Если связь Грозова с Алиевым не прервалась или возобновилась и Алиев исламист, ваххабит или что-то в этом роде, то Грозов — более чем реальный кандидат на роль организатора взрыва. И значит… значит… взрывы могут продолжиться.

Александр Борисович нажал на кнопку вызова медсестры. Она появилась через пару минут.

— Я хочу поговорить с моим доктором.

На физиономии медсестры появился легкий испуг.

— Что-нибудь не так, Александр Борисович?

— Да все в порядке, — с досадой сказал Турецкий. — Не собираюсь я ни на что жаловаться. Просто мне надо кое о чем побеседовать с ним, понимаете?

— Он сейчас заканчивает обход, я передам вашу просьбу.

— Очень любезно с вашей стороны, — буркнул Турецкий.

Доктор появился через полчаса.

— Здравствуйте, тезка, — Александр Сергеевич пожал Турецкому руку и остался вполне доволен уже достаточно крепким рукопожатием. — Как чувствуете себя?

— Не о том речь, — сказал Турецкий. — Речь о том, что я не чувствую.

Доктор перестал улыбаться.

— Александр Борисович, я не волшебник, и вы, несмотря на свою неправдоподобную силу воли, тоже. Я не могу вам сказать, когда вы будете ходить. Наберитесь терпения.

— Говорю же, я не о том!

— О чем же тогда?

— Об этом, — Турецкий выразительно постучал себя по голове. — Я не могу вспомнить некоторых вещей, и это меня тревожит.

— Провалы в памяти? Что именно вы не можете вспомнить? Что-то из прошлого? Имена друзей? Номера телефонов?

— Ну… приблизительно.

— Поймите, Александр Борисович, помимо всех прочих бед, у вас была тяжелая контузия. Чудо, что вы вообще так быстро восстановились. Не требуйте невозможного, не гневите Бога.

— А вы верите в Бога? — заинтересовался Турецкий.

— Это, знаете, личный вопрос, — немного обиделся доктор.

— Извините, все забываю, что я нынче не следователь, а простой инвалид. Упал-очнулся-гипс…

— Еще в баскетбол играть будете, — предрек доктор.

— Надеюсь. Потому что пока получается только в крестики-нолики… Понимаете, доктор, мне показали фотографию одного человека, и я почувствовал нечто странное. Я его не помню, не знаю, вроде бы никогда не видел, однако же он мне кажется странно знакомым! Как это расценивать?

— Ну это же вполне бытовая ситуация. Может, вы видели его по телевизору, читали о нем или слышали. Да мало ли способов! Не думаю, что это имеет отношение к вашему нездоровью. Не берите в голову, все в порядке.

— Нет-нет, я абсолютно и совершенно уверен, что никаким косвенным образом о нем осведомлен не был. Но дело даже не в моей уверенности. Об этом человеке и не могло быть никаких косвенных сведений.

— И у вас не возникает никакого ассоциативного ряда, с ним связанного? — заинтересовался доктор.

— Ни малейшего! — отчеканил Турецкий.

— Ложная память? — задумчиво произнес доктор. — Знаете, такой эффект тоже случается. Как бы объяснить полапидарней… В общем, ваши мозги еще настолько не уверены в себе, что, вполне возможно, приписывают явлениям и людям несуществующие качества.

— То есть мне просто кажется, что я знаю какого-то человека, а на самом деле это все туфта?

— Вот именно. Турецкий с сомнением посмотрел на папку:

— Вот спасибо, утешили… Доктор с виноватой улыбкой развел руками: чем богаты, мол, но это ведь не самое большое зло из того, что с вами могло случиться, верно, господин пациент?

— Александр Сергеевич, — сказал Турецкий. — Могу я, наконец, попросить, чтобы мне вернули телефон в круглосуточное владение?

— Обещаете не злоупотреблять?

— Конечно нет.

— Кто бы сомневался, — вздохнул доктор.

Щеткин уже сутки сидел в «красной» камере. Камера была двухместная, соседом его оказался пожилой подполковник медицинской службы с какой-то сложной историей, в которой фигурировали килограммы морфия, наркодилеры и среднеазиатская мафия.