Александр Борисович лечился долго, провел в госпитале почти полгода. Врачи успокаивали, мол, дело идет на поправку, и были в этом искренни. Тем не менее проявлялись всякие рецидивы. Все, казалось, выздоровел, можно выписываться. Ан нет — в последний момент врачи находили что-то новое. Турецкий горько шутил: болезнь отступила… в другие пять органов. Справились с ногой — заныл позвоночник, голову повернуть невозможно, такая боль начинается.

С грехом пополам организм привел себя в порядок, однако теперь Александр Борисович постоянно жил под угрозой, что в любой момент может опять заболеть. Естественно, вида не показывал, вел себя умно. Понимал: если станет излишне хорохориться, вызовет подозрения. Поэтому спокойно воспринимал всякие замечания врачей, выполнял их рекомендации, надеясь своей покорностью усыпить бдительность эскулапов.

Однако те тоже не у плетня родились. Знают, насколько можно доверять пациентам. Они предпочитали полагаться на выводы науки. Благо, нынче имеется совершенная медицинская аппаратура, заменяющая самых патентованных диагностов. Поэтому в четверг Александра Борисовича привозили в ведомственный госпиталь, где вручали целый список специалистов, которых ему предстоит посетить. У него в глазах темнело: мать честная, это же сколько кабинетов обойти нужно! Какая прорва времени понадобится!

Однако делать нечего, и он, уже привычно опираясь на палочку, отправлялся в путь.

Вот и в последний раз, чтобы каким-то образом систематизировать движение, решил начать посещение кабинетов по мере возрастания номеров. Начал с 202-го, тут сидела отоларинголог. Врач — молодая женщина, изящная, сексапильная блондинка с ярко накрашенными губами, при виде нее у Турецкого сразу появилось игривое настроение.

— Вы ухо-горло-нос? Значит, на трех ставках работаете? — с серьезным видом пошутил он.

Женщина прыснула, однако тут же взяла себя в руки и велела пациенту сесть на стул в дальнем углу кабинета и повторять за ней слова, которые будет произносить.

— Шестьдесят шесть, — негромко произнесла она.

— Шестьдесят шесть, — словно эхо, отозвался Александр Борисович.

— Шестьдесят семь.

— Шестьдесят семь.

— Двести сорок восемь.

— Двести сорок восемь.

— Тысяча двести сорок два.

— Ледовое побоище на Чудском озере.

— Что вы сказали? — с недоумением уставилась на него отоларинголог.

— Я говорю, что в тысяча двести сорок втором году войска Александра Невского разбили тевтонских псов-рыцарей на льду Чудского озера.

Врач опять прыснула и снова быстро взяла себя в руки, даже насупилась:

— Вы до того дошутитесь, что я так и запишу ваши ответы. А читать это будет серьезная комиссия, там могут и не понять шуток.

— Ну, записывать не надо, — улыбнулся Турецкий. — Это у меня чисто нервное. Беру все свои безответственные слова обратно и как человек, обладающий безупречным музыкальным слухом, торжественно обещаю отныне повторять все с магнитофонной точностью.

Претензий у отоларинголога к нему не было, и Александр Борисович покинул кабинет с полной уверенностью, что дальнейший путь будет напоминать прогулку. Однако чем дольше ходил, тем менее оптимистично выглядели после беседы с ним врачи, и Турецкий, почувствовав это, не на шутку встревожился.

Пожилой врач-кардиолог, измерив ему давление, недовольно поджал губы.

— Что-нибудь не в порядке?

— Да нет, ничего особенного. Но бывает давление и пониже.

Турецкий всплеснул руками:

— Неужели в вашей практике встречались такие случаи?

— Представьте себе.

— Доктор, но мое повышенное давление легко объяснимо. Я же волнуюсь. Я вообще боюсь медицинских учреждений. Даже когда на улице прохожу мимо больницы, у меня поднимается давление. Врожденный «синдром белых халатов».

— Такова ваша версия? Что ж, поверим и сейчас сделаем кардиограмму. — Врач посмотрел на Турецкого, затем перевел взгляд на поставленную возле стола палочку. — Вот на беговой дорожке мы вас тестировать не станем…

— Почему же, доктор? — удивился Александр Борисович, вставая. — Проверяйте сколько угодно. Я уже третий месяц хожу без проблем и даже могу бегать на длинные дистанции. Если вас смутила моя палочка, то я ношу ее только потому, что требует жена. Не хочется ссориться с супругой по пустякам. Можно, конечно, случайно забыть в метро. Но вещь дорогая, досталась в наследство от дедушки, полковника Преображенского полка…

— Скажите, пожалуйста! — неискренне изумился врач.

Это был предпоследний кабинет. От кардиолога Турецкий направился к невропатологу. Кабинет Михаила Генриховича недавно оснастили новейшим импортным оборудованием, и он с ребяческой непосредственностью радовался каждому посетителю.

Предложив Турецкому раздеться до пояса, невропатолог усадил его на стул и, чем-то помазав, облепил тело всевозможными датчиками на тонких проводках. После этого, надев очки, уселся перед экраном монитора, на котором поплыли понятные ему цветные волнообразные линии. Доктор пристально вглядывался в них, переключал тумблеры, делал распечатки, сравнивал их, что-то записывал.