— Из Москвы.

— Маруся! — гаркнул он в глубину дома. — Собирай на стол. Сообрази картошечку. К нам гости из Москвы пожаловали. — Покачиваясь, он обернулся и сделал приглашающий жест рукой. — Милости прошу к нашему шалашу.

— Собака на цепи?

— Иначе она тут всю деревню перегрызет.

Щеткин и Олег прошли в сени, увидели другой выход, рядом с которым женщина чистила грибы. Петр предложил поговорить на свежем воздухе.

— Брезгуете входить?.. Как вам угодно. Можем поговорить и на свежем воздухе.

Жена Вертайло чувствовала себя совсем неловко. С одной стороны, гостей действительно нужно угостить. С другой — неизвестно, что за люди, зачем приехали. Щеткин почувствовал эту неловкость и, чтобы разрядить обстановку, сказал:

— Вы, Маруся, бога ради, не беспокойтесь. Мы приехали по делам. Ни есть, ни пить сейчас не собираемся. Просто нужно поговорить с Михаилом Михайловичем.

Женщину такой поворот дела вполне устроил. Она поставила приезжим в тенечке табуретки, старательно протерла их сухой тряпочкой. Вертайло, забывший о своем приказе накрыть стол, покачивался, держась за притолоку, и тараторил:

— Ну, как там в столице? Как там ГУМ поживает? А то я с тех пор, как откинулся, дальше забора не выходил.

— Вы же сегодня за грибами ходили, — сухо напомнил Щеткин.

— Ишь ты! Верно. Ходил. Целое лукошко собрал. Сейчас вот Марусенька замаринует. Зимой будем сидеть дома и закусывать ими. Ибо мой дом — моя крепость…

Его пьяная болтовня раздражала Щеткина. Было досадно приехать в такую даль и вернуться ни с чем. Он не перебивал Вертайло. Пусть мелет языком, может, постепенно из него хмель выветрится.

Вертайло замолк и стал пристально смотреть своими глубоко посаженными глазами то на Щеткина, то на Китайкина. После долгой паузы его взгляд остановился на Петре. Он погрозил ему пальцем:

— А ты мент, бродяга. Готов спорить. Ты — явный мент. — Перевел взгляд на Китайкина: — А вы, пардон, вы… спецназ! Что — угадал?.. Молчишь — значит, угадал. Острый глаз прапора — это вам не баран начихал.

— Михаил Михайлович, вы бы тоже присели. Действительно, в наблюдательности вам не откажешь, я старший оперуполномоченный московского уголовного розыска. Нам с вами поговорить хотелось. Вы же явно… — Щеткин запнулся, подбирая нужное слово, — не в форме.

— Не в форме, — с неожиданной кротостью кивнул Вертайло, можно было подумать, ему сказали комплимент. — А посидеть — посижу. С нашим удовольствием. На свежем воздухе. — Он тяжело опустился на лавке возле стены. — Только у нас тут, пардон, кроликами пахнет. У меня семеро крольчат. Как в сказке — волк и семеро крольчат. Без шапки не останусь.

— Михаил Михайлович, вы все-таки в состоянии поговорить с нами, или потребуется усложнять: присылать вам повестки, назначать время, в случае неявки приводить с милицией? Такой вариант вас больше устраивает?

— А я виноват, что ли, что вы без предупреждения приехали?! Утром я трезвый был. За грибами ходил. Вернулся и выпил с устатку. Имею право. Но я все соображаю, мужики. Об чем речь?

— Положим, — вздохнул Петр. — Сейчас ведется следствие по делу о покушении на генерал-лейтенанта Свентицкого. Вы слышали что-нибудь об этом?

— Откуда? У нас же тут глушь непролазная. Электронная почта по три дня идет, — неожиданно сказал он, и Щеткину стоило большого труда не рассмеяться.

— Но Свентицкого вы хорошо знаете?

— Как не знать его превосходительство, чтоб ему пусто было. Почему вы о нем спрашиваете?

— На него было совершено покушение. В него стреляли.

— Попали?

— Да, он ранен. А известна ли вам хоть какая-нибудь информация о том, кто бы мог его… ну, скажем, кого генерал-лейтенант мог особенно сильно задеть. Настолько, чтобы вызвать желание отомстить.

— Да это наверняка Витька Гайворонский. Он давно грозился его шлепнуть.

— Прямо так и заявлял — во всеуслышание?

— Ага. Пристрелю, говорит, этого вонючего генерала, как собаку.

— М-да, горяч ваш товарищ. При вас так говорил?

— Конечно. Сто раз от него слышал.

— Может, он такое спьяну сболтнул? Выпил лишнего и брякнул? Потом и думать забыл об этом.

— А кто сказал, что он пил? Не, Витька непьющий, — твердо произнес Вертайло.

— То есть говорил трезвый, отвечал за свои слова?

— Конечно.

— Вы хотя бы как-то пытались охладить его пыл?

— Его останавливать бесполезно. Он же заводной, Витька-то, порох. Такому палец в рот не клади.