С парнем начал работать милицейский дознаватель, расколовший его на «чистуху», то есть чистосердечное признание, и вот здесь началось самое интересное. Когда родители Сереги Цветкова — так звали наркомана, не веря в то, что их сынок-доходяга мог совершить подобное ограбление, обратились за помощью к адвокату, их просто-напросто предупредили по телефону, что если они «не прекратят копать под журналиста, то ихнему сынуле придется корячиться не три года, а весь червонец».

Мать Цветкова, с которой говорил «доброжелатель», вернее, доброжелательница, клялась и божилась, что узнала характерный голос жены Крайнова, с которой она уже разговаривала, умоляя ее пощадить «непутевого».

В «Глорию» родителей Цветкова привел давнишний клиент агентства, сказав при этом, что если здесь не помогут, значит, уже никто не поможет. После такой оценки деятельности агентства сотрудникам «Глории» только и оставалось, что засучить рукава да взяться за поиск истины. А истина, как известно, в вине.

«Засучивать рукава» было поручено Агееву, который на этот момент был занят менее всего, и уже первые шаги дали свои результаты. Во-первых, ему удалось выяснить, что «чистуха», якобы написанная Цветковым, не вяжется с результатами следственного эксперимента, на который дважды вывозили парня, а во-вторых…

Исключив из вариантов нападения на Крайнова версию примитивного ограбления с целью наживы, Агеев решил присмотреться к жене Крайнова, и когда сел ей на хвост, то вдруг обратил внимание на то, что и за ним, голубем, ведется слежка. Правда он еще не знал, чем конкретно она вызвана. Теми делами, которые уже были в его разработке, или все-таки последним делом, столь непонятным и запутанным.

Вот и сейчас…

Едва он отъехал от подъезда дома, в котором жили Крайновы, как заметил, что за ним опять увязался хвост. Вернее, поначалу даже не заметил, а каким-то шестым чувством, выработанным за те годы, что он провел в горячих точках и в том же Афгане, Агеев вдруг почувствовал довольно мерзкое ощущение наползающей опасности. Еще не проявившись как следует, она уже давила на его психику, взрываясь в голове звоном колокольчиков, и он уже более пристально всмотрелся в зеркальце заднего обзора.

— Совсем оборзели.

Если вчера за ним тащился приземистый «БМВ» темно-синего окраса, то на этот раз это уже были грязно-серые «Жигули» шестой модели, которые он засек еще на первом перекрестке. Хотя, впрочем, это могло быть и чистейшей воды совпадением маршрутов. Мало ли отечественных «жигулят» и развалюх-иномарок тащится по Севастопольскому проспекту к центру города, чтобы обращать на каждую развалюху внимание? Но если это — наружка, то машины меняют не к добру.

Подумав так, Агеев невольно хмыкнул, понимая, что успокаивает себя и снова всмотрелся в зеркальце заднего обзора. «Шестерка» словно прилепилась к нему, грамотно выдерживая оптимальную для «хвоста» дистанцию: через две машины третья.

В общем-то, ему было глубоко наплевать, тащится за ним хвост или нет, однако теперь он уже сам превращался из охотника в зверя, на которого расставляют силки, и это Агеева уже не могло не волновать. Судя по всему, он вторгся в какое-то криминальное поле, о чем, вероятно, еще и не догадывается, и его теперь «ведут» точно так же, как он сам «водит» своих клиентов.

— Ну-ну, — пробормотал Агеев, чувствуя, как его начинает заполнять спортивная злость, и все-таки его все еще на отпускало ощущение ирреальности происходящего.

Бывало, конечно, что за ним охотились и раньше, но настолько нагло…

А видавшая виды «шестерка» продолжала идти в кильватере «жигуленка» Агеева, то отпуская его от себя до пяти промежуточных машин, то, словно испугавшись, что клиент этак может и раствориться в автомобильном потоке, делала несколько слаломных финтов, ужимая дистанцию до трех, а то и до двух корпусов.

Когда расстояние между ними сокращалось до минимума, можно было рассмотреть хозяина «шестерки». Рыжеволосый парень, не старше двадцати двух — двадцати пяти лет. Вот только передний номер никак не удавалось рассмотреть. Он был настолько забит въевшейся в него грязью, что с трудом различались две цифры: 97.

— Козел! — выругался Агеев, уходя в образовавшийся промежуток между машинами резко вперед, и когда притормозил у светофора на перекрестке с Нахимовским проспектом, потянулся за мобильником, который всегда лежал под рукой.

Набрал номер Голованова.

— Сева? Слушай, здесь такая хренотень…

Уже трогаясь с места и снова всматриваясь в зеркальце заднего обзора, он вкратце рассказал о создавшейся ситуации, на что Голованов только хмыкнул, и тогда Агеев спросил:

— А может, того… поучить маленько мальчишечку? Чтобы впредь неповадно было?

— Исключено! — осадил его порыв более уравновешенный Голованов. — Во-первых, мы не знаем, кто это, а во-вторых…

— А хрен ли здесь гадать? — огрызнулся Агеев, обиженный слишком категоричным «исключено». — Я даже не сомневаюсь, что вся эта хренотень на нашем журналисте завязана. Они меня от его дома пасут. Видать, еще вчера засекли. Только вчера «бумер» был.

— В таком случае, вдвойне исключено.

— Чего так?

— Мать этого парня, Цветкова, только что разговаривала с Ириной, просила тормознуть это дело. Мол, дали нового следователя и тот будто бы обещал разобраться с ее сыном. Так что…