Первые несколько минут она еще поглядывала с любопытством на заполненный людьми двор, наблюдая, как упражняются с венабулами венаторы, прыгают с шестами в дальнем углу бестиарии, размахивают рудисами соседки. Но скоро ей стало не до них. Едкий пот заливал глаза, и она уже почти ничего не видела, кроме палуса, растворявшегося в каком-то радужном ореоле.

А над ухом все раздавалось: «И – раз, и – раз!»

Вечером Луции едва хватило сил забраться на свою койку и распластаться без сил. Болели все мускулы, даже такие, о существовании которых патрицианка не догадывалась до сегодняшнего дня. Свами попыталась уговорить ее пойти пообедать, но Луция даже не открыла глаз.

Соседки по комнате ушли, а она лежала на жестком ложе, не имеющем ничего общего с ее постелью там, дома, и не могла сосредоточиться ни на одной мысли кроме той, что не выдержит следующего дня. Она не приспособлена для такой жизни! Арена – удел рабов, а не господ!

Поглощенная переживаниями, Луция не заметила, как вернулись товарки, и лениво удивилась, почувствовав, что кто-то трогает ее за плечо. Через силу девушка скосила глаза и увидела участливое лицо нубийки:

– Мы принесли тебе немного еды. Вот, бери!

Она протянула ломоть пшеничного хлеба, на котором лежал кусочек рыбы, но Луция молча закрыла глаза.

– Пить, – тихо попросила она неизвестно кого.

– Сейчас дам.

Внизу раздался звук льющейся воды и приглушенные голоса спорящих девушек.

– Держи, сенаторша! – над краем постели появилось улыбающееся лицо Ахиллы, которая протягивала распластавшейся без сил римлянке чашу с водой.

Ненавистный голос немного вернул ее к жизни, и Луция со стоном повернулась на бок, лицом к говорившей.

– С чего такая доброта?

Ей хотелось сказать это едко, с презрением, а получился только жалкий шепот. Рыжая девица тряхнула головой и добродушно ухмыльнулась:

– Ну, если бы я постоянно била всех, кого не люблю, то только этим бы и занималась. А потом мне интересно, на сколько тебя хватит, сенаторша…

– Прекрати называть меня так! – голос Луции немного окреп, и она с ненавистью взглянула в зеленые глаза своей мучительницы.

– А если мне нравится тебя дразнить, сенаторша?

– Тогда я… Выпью воды…

С болезненной улыбкой Луция потянулась к чаше и, взяв ее дрожащей рукой, вдруг выплеснула ее содержимое в видневшееся над краем постели веснушчатое лицо, и с удовольствием услышала, как отфыркивается спрыгнувшая в проход мучительница.

– Ахилла, ну перестань, пожалуйста, – раздался рассудительный голос Свами. – Она и так чуть жива…

– Не говори ерунды! «Едва жива», – весело передразнила ее девушка, вытирая лицо подолом туники. – Да она уже очухалась! А надо всего-ничего – пару раз назвать задаваку сенаторшей. Надо же, какое действенное средство! Ее бы к моему Камиллу на пару недель, как бы она забегала! А вы «ой бедная», «ой несчастная»… Эй, наверху, дать еще водички? Только чур больше не обливаться, я и так насквозь мокрая, а на улице, между прочим, зима!

Вконец рассвирепевшая «умирающая» свесила голову в проход:

– Только подойди ко мне – глаза выцарапаю!

– Ух ты! И как ты предполагаешь это сделать, сенаторша?

– Девушки, перестаньте, – снова вмешалась обеспокоенная назревающей ссорой Свами. Отобрав из рук Луции пустую чашу, она снова налила туда воду из стоящего на столе кувшина, – Ахилла, ложилась бы ты спать! А ты, милая, не сердись на нее. Она хороший человек, только немного задиристый.

– Ну вот, – пробормотала «задира», забираясь на свое место, – все мое воспитание насмарку. Эта самая… сенаторша… должна понять, что здесь слабым не место. Нечего из себя дохлятину корчить. Кстати, сенаторша, а с какого перепугу ты здесь оказалась? Венацио – не лучшее развлечение для приличной девушки. Или приключений на свою холеную задницу захотела?

Луция хотела огрызнуться, но в последний момент передумала и просто ответила:

– Увлеклась одним гладиатором, а отец застал в самый неподходящий момент.

– Ничего себе, – Ахилла аж присвистнула от такой новости и уже совсем другим тоном поинтересовалась: – А что стало с парнем? Он жив?

– Не знаю… Сенатор обещал скормить его хищникам на арене.

– Вполне возможно, – подтвердила Свами. – А еще его могут распять в назидание остальным.

Приготовившаяся ко сну Ахилла стрельнула глазами в посеревшее от ужаса лицо Луции и пробормотала:

– А ты что думала? Мы для вас хуже грязи… Впрочем, некоторые из римских патрициев обожают принимать грязевые ванны. Не плачь, сенаторша, не знаю, кого поймали в твоей постели, но он достойно примет смерть. Это часть его профессии, а с сегодняшнего дня и твоей тоже.

С этими словами, произнесенными в качестве пожелания «спокойной ночи», бывшая гладиатрисса повернулась лицом к стене и, натянув на голову тонкое одеяло, сделала вид, что спит.