— Японские? — переспросила Лиля с ухмылкой.

— Ее, конечно, жалко, она баба неплохая, но… — Лиля развела руками. — А меня тоже жалко. Меня быт заел. От одних продовольственных магазинов можно на стенку полезть. Вот и наговорила вам не знаю чего.

— Ну! — махнул рукой Герман Сергеевич. — Я уже забыл…

— Муж ушел на дежурство, врач по призванию. Тяжкий крест для жены — работы много, зато денег мало…

— Но я все время… — вставил было Герман Сергеевич, но Лиля упрямо замотала головой.

— Знаю, но мы должны сами! Что-нибудь придумаем. Только вот мы с маленьким так к вам привязались…

И Лиля потерлась о щеку Германа Сергеевича.

— Что вы такое придумали? — насторожился Герман Сергеевич, родительским чутьем ощутив недоброе.

Ириша танцевала самозабвенно, забывая про все на свете и про партнера тоже. А Иван Савельевич, элегантный, но неуклюжий, не поспевал, ноги у него заплетались, и казалось, вот-вот рухнет. Спас его оркестр, который вдруг замолчал. И тогда Иван Савельевич взял Иришу под руку и, стараясь не пошатываться, повел к столу.

— Счет попросите! — приказала Ириша, усаживаясь за стол и принимаясь за мороженое.

— Куда торопиться? — протянул Иван Савельевич и кинул официантке, мелькнувшей в поле зрения: — Счетик, будьте добреньки!

— Подруга у меня строгих правил. Я теперь у подруги живу. И супруг у нее бухгалтер. И маленький ребенок.

— Как у подруги? — не понял Иван Савельевич. — А персональный муж?

— Обожаю мороженое с черным хлебом! — с удовольствием проговорила Ириша. — Ушла я от мужа!

Иван Савельевич развел руками:

— Это неплохо, что ты свободна. Значит, мы сможем…

Тут официантка доставила счет. Иван Савельевич замолчал и стал проверять. Официантка презрительно ухмыльнулась и отошла.

— Нет, он, конечно, человек хороший, мой муж, — рассуждала Ириша, приканчивая мороженое. — Может, даже лучший в городе дамский брючник, но такой удалой картежник… Бубны и черви, они для него важнее жены. На сколько мы наели?

— На двадцать четыре семьдесят. Давать надо двадцать шесть.

— Для вас это сумма? — Ириша поднялась с места.

— Нет, я проверял потому, что терпеть не могу, когда из меня дурачка делают! — Иван Савельевич тоже поднялся, положил деньги под счет и придавил блюдцем.

— Только под занавес не вздумайте напевать мне про чувство или про секс, — предупредила Ириша. — Что вам от меня нужно, раз вы раскошелились?

Уже на стоянке такси Иван Савельевич раскрылся:

— Мне нужна твоя протекция. Шеф в тебе души не чает.

— Да! — гордо подтвердила Ириша. — Я родилась секретаршей. Я, к примеру, половину бумаг, ненужных разумеется, их сотни к нему приходят, с ходу и в УББ!

— Куда?

— В корзину, которую я называю УББ, управление по борьбе с бюрократией!

— И Николай Корнилович не замечает?

— Делает вид. Он умница. Что вам конкретно?

Иван Савельевич посерьезнел.

— Письмо чтоб подписал о продаже мне машины «Жигули» самой последней марки, это раз, потом, формируется делегация в одну такую махонькую, но удачненькую страну…

— И все за двадцать шесть рублей? — сыронизировала Ириша.

— А сколько ты канючишь, симпатяга и вымогательница?

Подъехало такси, Ириша нырнула внутрь.

— Ваше письмо про «Жигули» тоже туда пойдет, в УББ! — И захлопнула дверцу перед самым носом Ивана Савельевича.

Когда Ириша вернулась домой, то есть к Зое Павловне, было уже довольно поздно. И Зоя Павловна встретила ее с откровенной суровостью.

— Изволь возвращаться вовремя, здесь тебе не гостиница!

Ириша растерялась, голос ее звучал искренне:

— Но меня на работе задержали, я бумаги важные перепечатывала!

— Все! Никаких оправданий! — загремела Зоя Павловна.

Ранним утром Ириша трудолюбиво крутила велосипедные педали, обгоняя бегунов, топтавших дорожки парка. Нагнав Германа Сергеевича, Ириша поехала рядом с ним.

— Велосипед напрокат взяла… Вы не отвечайте, вам нельзя терять дыхание!

Герман Сергеевич и не собирался отвечать.

— Я вот еду и думаю, — продолжала Ириша, — гражданская совесть и элементарное чувство добра и правды у вас имеются? Зоя Павловна уже не Зоя Павловна, а комок обнаженных нервов!