— Кто эти ублюдки?

— Да так, случайность, — Ваха постарался отвести взгляд.

— Говори, — дернул руку больного старик.

— В том числе и мой сын, — неожиданно на русском твердо сказала Виктория Оттовна.

Словно эта женщина только появилась, Нажа уставился на нее цепким режущим взглядом, видно, напряг память, что-то припоминая, и уже более миролюбиво:

— Ты ведь дочь музыканта?

— Да, я дочь Отто Тамма, а вы у нас как-то гостили. Теперь я вспомнила вашего внука. Простите, что так получилось, — она замялась при последних словах.

— А как ваш отец, мой друг? — оживился дед.

— Папы и мамы уже нет.

— Да, хороший был человек, — Нажа выразил соболезнование. Виктория Оттовна поблагодарила, давая знать, что понимает по-чеченски, а дед с удовольствием долго рассказывал, как Тамм им помог, и как бы подводя итог: — Тамм — аристократ, и его внук не может быть недостойным. Гм, он, видать, поддался влиянию остальных. Как тех фамилия? — он уже обращался к Баппе. — Якубовы? Откуда они? Какого тейпа? Ничего, я сам все узнаю.

Через пару дней Нажа Мастаев сидел на скамейке во дворе «Образцового дома», всем своим видом выказывая благодушие, и словно знает всех, приветливо со всеми здоровался, и только то, как нервно постукивал самодельным тяжелым посохом, выдавало его нетерпение.

— О! — будто нет годов, бодро вскочил старик, увидев выходящего из подъезда. — Товарищ Якубов? Похож. Точь-в-точь как описали, и отец, говорят, твой был такой же упитанный, чернявый.

Якубов, важный, отглаженный, не зная, как реагировать на эти странные слова, тупо уставился на незнакомца, а старик почти по-свойски схватил его за локоть и ласково:

— Давай посидим. Как говорят русские, в ногах правды нет.

— Я тороплюсь на службу.

— Все мы служим Отечеству. Присядь, раз старший просит.

Якубов не юнец, он уже понял, что все неспроста. Огляделся по сторонам, следом — с ног до головы, как бы боясь испачкать костюм, он сел на краешек, а старик, опускаясь рядом:

— Не бойся, не запылишься, моя невестка убирает на совесть.

— Какая невестка? — Якубов насторожился.

— Баппа Мастаева, вон из того, как вы называете, чуланчика, — дед указал тростью. — Ее сына, моего внука, твои сыновья ублюдком обозвали, избили — теперь он в больнице.

— Обращайся в милицию, — вставая, сказал Якубов.

— Знаю я твою милицию, — старик думал силой около себя чиновника удержать, но Якубов, проработавший много лет грузчиком, довольно легко высвободился и уже хотел уйти, как Мастаев взорвался: — Твоя милиция тебя не трогала, когда ты тоннами со склада воровал.

— Что ты несешь! — Якубов вернулся. — Что ты хочешь сказать?! — перейдя на шепот, он подошел к Мастаеву вплотную.

— А то, — старик ткнул его пальцем, — что не мой внук, а ты, как и твой отец, стукачи.

— Что?!

— Что слышишь. Вы, пришлые нищие ублюдки, счастливые от прихода советской власти. От доносов твоего отца много людей пострадало в тридцатые годы, — торопливо говорил Мастаев, так что вставная челюсть чуть не выпадала. — И в депортации твой отец стал заниматься тем же — его свои же прибили.

— Старик, — будучи смуглым, Якубов как-то посерел и сжатые в злобе губы побледнели. — Времена не те, мое положение не то, а то я, — он угрожающе потряс толстым кулаком.

— Хе-хе, — дед пытается сохранить равновесие. — Времена всегда те, вот, смотри, — он приподнял трость, бросил ее, поймал, — не иначе. Это Бог так создал мир. И время неизменно течет — так заложил Бог. И всегда, во все времена есть добро и зло, и каждому Бог воздаст, и каждый получит по заслугам.

— Правильно, — как и старик, Якубов тоже пытается быть хладнокровным, — вот видишь, значит, твой внук получил по заслугам, и ты, если бы не мое благородное происхождение, лег бы на соседнюю кровать.

— Ха-ха, какое у тебя «происхождение»? Если бы у тебя был род и тейп, ты бы первым ко мне пришел, извинился, и конфликту конец, с молодыми бывает. Но раз ты так не поступил, то ты плебей и думаешь, что за внука некому заступиться.

— Ну, и как ты заступишься? Родственник уборщицы. Пошел вон, — Якубов хотел было с силой оттолкнуть в грудь старика.

А Нажа, ослабляя удар, отступил:

— Ах, так, — Мастаев выхватил из бокового кармана большой коробок. — Смотри, — он ловко открыл коробок — прямо в лицо Якубова.

— А-а! — завопил чиновник, рой взбешенных в коробке пчел жгучей маской облепил его шею и лицо. — Помогите, спасите, — Якубов хотел было сесть, потом бежать, споткнулся о бордюр и упал в кусты, еще более дразня насекомых.

А тут еще дед с посохом и кричит:

— Ах, моих пчел жалко, а то бил бы только по башке, только по башке.