Шрифт:
– Я, честно говоря, тоже, – признался Турецкий. – Однако происшедшее у тебя в квартире позволяет нам форсировать события.
– Это каким же образом?
– А таким. Что можно искать у тебя в квартире, да еще в сейфе. Только документы. Какие? Только те, которые принадлежат Мартемьяновой.
– Но нужно быть непроходимым тупицей, чтобы предположить, что она отдала их на хранение мне. Если, конечно, они представляют такую ценность, – возразил я.
Турецкий только пожал плечами:
– Мы не знаем, тупые эти люди или умные. Может, они из сумасшедшего дома сбежали, а может, кандидаты наук. Поэтому будем руководствоваться исключительно фактами. Итак, искали они документы. Значит, они априори уверены, что Мартемьянова знает, что это за документы, раз может вынуть папку и отдать их тебе. Правильно?
– Ну да, – вяло согласился я.
– А это, дорогой товарищ Гордеев, означает, что все сказки Мартемьяновой о том, что она, дескать, не знает, что за документы у нее требуют похитители, – чушь на постном масле. Знает она все прекрасно, знает. Но не говорит.
– Опять не понимаю.
– Ничего страшного. Но повторяю, теперь мы можем форсировать события. И поступим следующим образом – поедем к Мартемьяновой и припрем ее к стенке.
– Ее припрешь, – с сомнением отозвался я, – она сама кого хочешь припрет.
– А мы попробуем.
– И что ей скажем?
– Мы постараемся в дипломатичных выражениях, ну, понимаешь, чтобы прямо не обвинять ее во лжи, попросим рассказать, какие именно документы содержатся в ее сейфе. А там, глядишь она и сама расколется. Расскажет, что у нее требуют бандиты.
Честно говоря, я не верил в то, что Мартемьянова нам все так и выложит. Однако ничего иного не оставалось, как только положиться на опыт Турецкого.
Мы повернули и поехали в сторону Рублевского шоссе.
Дверь нам открыл Валерий Николаевич – муж Мартемьяновой.
– Заходите, – сказал он.
Мы вошли в прихожую. Валерий Николаевич смотрел на нас вопросительно, как будто ждал, что мы расскажем ему что-то интересное.
– Это Александр Борисович Турецкий, – представил я ему своего спутника, – старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры. Он ведет дело о похищении вашей дочери.
– Очень приятно, – сказал Валерий Николаевич, пожимая руку Турецкому. А потом снова уставился на нас. В его глазах по-прежнему был вопрос.
– Елена Александровна дома? – поинтересовался я. – Мы, собственно, к ней.
На лице Валерия Николаевича отразилось изумление:
– То есть как это «к ней»? Что вы имеете в виду?
Пришла пора удивляться и нам с Турецким.
– А что тут удивительного? – вступил в разговор Турецкий.
Валерий Николаевич почмокал губами, глядя на нас исподлобья, и произнес:
– Она же уехала к вам. По вашей же просьбе.
Турецкий на глазах посерел.
– Когда?! Как?! – закричали мы оба.
– Погодите, погодите… – поднял руки Валерий Николаевич, – вы хотите сказать, что не звонили Лене?
– Нет! – ответили мы. Какое-то очень нехорошее, даже, можно сказать, отвратительное предчувствие закралось мне в мозг. Судя по виду Турецкого, с ним творилось то же самое.
Спокойным, во всяком случае относительно, оставался лишь Валерий Николаевич.
– Позвольте, но…
Турецкий решил взять инициативу в свои руки.
– Знаете что, Валерий Николаевич, – категорично заявил он, – давайте пройдем в комнату, и вы все нам спокойно расскажете. Как и что.
– Пожалуйста, – несколько растерянно согласился Валерий Николаевич.
Мы разделись и зашли в гостиную.
– Может, чайку? – поинтересовался хозяин.
– Пожалуй, – кивнул Турецкий и расположился в мягком кресле. Я пристроился на диване.
– Что бы это значило, Александр Борисович? – встревоженно спросил я Турецкого.
Тот пожал плечами:
– Вот сейчас и узнаем. А вообще, я чего-то в этом духе ожидал. Видишь, нам не пришлось форсировать обстоятельства. Нас опередили. Это хорошо.
– Что же в этом хорошего? – недоверчиво спросил я.
– Понимаешь, Юра, – вальяжно развалившись в кресле, начал Турецкий, – если ты проявляешь инициативу, то обязательно твой риск увеличивается. Соответственно, больше вероятность того, что где-то и как-то ты проколешься, что-то забудешь, на что-то не обратишь внимание. А в этот момент твой соперник, то есть в данном случае – мы, наблюдает за тобой, приглядывается и, когда ты допустишь ошибку, хвать! За яблочко. Понял?